– Хм… – Грэм вдруг, будто опомнившись, откашлялся и обернулся, краем глаза заметив, как на щеках Эммы постепенно выступает нежный румянец. – Ну, я пойду?
Эмма улыбнулась еще раз, куда теплее и обаятельней, встряхнула головой, отчего ее шелковистые волосы подернулись изящной волной света, и поспешно добавила.
– Да… Все там, в гостиной, – она махнула рукой в сторону длинного, уходящего вглубь дома коридора, откуда (и как Грэм не заметил с самого начала) доносился четкий, немного нарочитый бит музыки и звонкий шелест разговоров.
–
Дом, в котором жила семья его коллеги по сборам, был довольно обычный по меркам альстендорфских пригородов: уютный, просторный, комфортный, оформленный и обставленный со вкусом, но без пафоса и излишеств. Выкрашенные в необычный, темно-аквамариновый цвет стены коридора, белый потолок, немного скрипучий паркет из темного дерева, плинтусы, мягкое распределенное освещение, семейные фотографии в серебряных квадратных рамах, все это выглядело очень гармонично, сдержанно, но не безлико. Грэм даже позволил себе остановиться, чтобы быстро посмотреть на одну из фотографий, где маленькая Эмма, очень довольная, с огромными, смеющимися глазами, демонстрировала фотографу трибольный мяч.
– Грэм!
Грэм отвернул голову от фотографии и приветливо улыбнулся товарищу по колледжу. Бир был вторым вратарем на потоке после Этви и тоже попал на сборы в «Альстен», но сегодня утром вроде уехал домой, так что Грэм не ожидал его увидеть.
–
– Да, я прямо от родителей: сначала через хаб, а потом на мобиле помчался, решил не пропускать все веселье, – ответил Бир, вместе с Грэмом проходя в ярко освещенную, просторную комнату, где собралась куча народа, играла громкая музыка, а на огромном столе лежали стопки настольных игр, куски пирога в тарелках и ровными рядами стояли большие цветные стаканы, наполненные (здесь Грэм был почти уверен) не безобидным «Молле». – Эй, смотрите кто пришел!
Взоры всех собравшихся в комнате на секунду обратились к Грэму, отчего тот по-обычному слегка стушевался.
–
– Ох-хо…
Этвуд, амплитудно качнувшись, внезапно всем весом повалился на расслаблено рассевшихся на диване ребят. Те, кто с хохотом, а кто с визгом, подвинулись. На пол полетели капли выплеснувшихся из стаканов напитков, их приторно-сладкий, резкий аромат тут же защекотал нос Грэма, крошки еды, жетоны и карты.
–
– Держи,
И Грэм не стал отказываться. Как позже не стал отказываться ни от добавки, ни от партии в игру, ни от неожиданного предложения Эммы пойти прогуляться в пустым, залитым лунным светом и пьянящим запахом летней ночи улицам альстендорфского пригорода…
Три недели сборов пролетели на удивление быстро… Когда пришла пора разъезжаться по домам в середине бархатного, удивительно приятного и теплого августа, Грэм с тяжелым сердцем покидал уже ставшую почти родной и привычной тренировочную базу «Альстена», где, наверное, впервые после всех случившихся за прошедший год событий, снова почувствовал себя бодрым, нужным, полным сил, задора, азарта, готовым к любым испытаниям, любезно припрятанным для него собственной судьбой.
Колеса мобиля приятно шуршали по брусчатке дороги, рядом что-то тихо напевал себе под нос Этви, позади, Грэм видел в зеркале заднего вида ее то и дело лукаво посматривающие на него глаза, сидела Эмма, которую они любезно согласились подбросить до дома. Синие и зеленые полосы на спортивной арене «Альстена» медленно таяли в зеркале заднего вида…
Грэм оставлял за собой это лето, оставлял с приятным, чуть покалывающим чувством грусти, с искренней благодарностью и робкой надеждой на возвращение. Оставлял, чтобы двинуться дальше, к еще одному году своей жизни.
***