Руни, как и всегда, сидела в кресле, вполоборота развернувшись к окну и поджав под себя обе ноги. На ней был обычный джемпер светло-серого цвета с длинными рукавами, которые она закатывала почти до локтей, точно такие же мягкие, свободные штаны на резинке вместо пояса, и белые хлопковые носки. Длинные, золотящиеся в ярком дневном свете волосы, потемневшие за те годы, пока Эф не видел ее, сегодня были собраны в простой хвост на затылке. На овальном, но не сильно вытянутом лице, похудевшем и по-прежнему достаточно бледном, без намека на когда-то присутствующие щеки играла загадочная полуулыбка, будто она думала о каком-то своем секрете, о чем-то одновременно и приятном, и таинственном. Ее глаза блестели, а густые брови слегка поднялись вверх, отчего на высоком открытом лбу пролегли несколько неглубоких складок.
–
Руни сначала нахмурилась, видимо как раз из-за шума, а потом повернулась к Эфу и поприветствовала его в ответ.
–
Кажется, она действительно была рада его видеть. Хотя Эф до сих пор не был уверен, что способен правильно считывать ее эмоции – слишком уж сильно она изменилась, слишком повзрослела, слишком… Он не мог правильно подобрать слова, чтобы объяснить верно, как и не мог сказать, почему иногда ему становилось так не по себе от ее взгляда, слов или даже от одного ее присутствия рядом. Агенты в коридоре говорили разные вещи, типа того, что она порождает ситенарные сдвиги, пробои, иллюзии, которые сводят с ума, или еще что похуже, однако Эф не верил этим россказням ни на йоту.
Он огляделся, нашел свободный стул у стены, уверенным движением подтянул его к себе и опустился на твердое деревянное сиденье.
– Как чувствуешь себя?
Руни неопределенно качнула головой.
– Нормально, – она пожала плечами.
– Рана не беспокоит?
– Почти нет. Кстати, – она протянула руку и жестом показала на лежащую на подоконнике книгу, которую Эф на днях принес ей, –
– Рад, что ты оценила, – Эф кивнул. Ему и самому пришлась по вкусу эта книга. – Мадверна сегодня, смотрю, задержалась…
Руни усмехнулась и вздохнула.
– Ага, кажется, она теряет терпение.
Эф усмехнулся ей в ответ.
– А то, – ему нравилось, что несмотря на разницу в возрасте они могли теперь говорить на равных, раньше Руни бы себе такого не позволила, да и он тоже. – Но, видимо…
– Безрезультатно, – Руни разогнула одну ногу, спустив стопу на пол. – Я же уже озвучила условия.
Эф знал их и, признаться честно, сначала немного удивился, однако потом понял, насколько умно она поступает.
– Мадверна по-прежнему считает, что это для них неприемлемо, – сказал он.
– Для них? – Руни вопросительно выгнула брови. – Для Союза, Службы или для Парламента? Вы ведь зависите от него.
Эфа уже перестал даже пытаться разгадать, откуда она все знает.
– Для Союза, – уточнил он.
– Неудивительно, – она фыркнула. – Наверное, надеются, что я сломаюсь.
– Не думаю, что это произойдет, верно? – аккуратно спросил Эф. Он и на самом деле ни капельки не думал, что Мадверна сможет хоть что-то из нее выудить помимо воли.
Глаза Руни сверкнули.
– Конечно, – она покачала головой.
Вышло наиграно, так что Эф невольно пожалел девушку: на самом деле она точно не настолько уверенная, хладнокровная и непоколебимая, какой хочет им всем казаться. И это его радовало.
– Так что? – Руни нервно заерзала в кресле. – У тебя есть другие вопросы? Помимо всякой ерунды.
– Да, конечно, – Эф торопливо потянулся рукой к рюкзаку, откуда вытащил маленькую, портативную «Искру» – недавнее и очень полезное свое приобретение. – И так, напомни, мы, кажется, остановились на…
– … теории избыточного имтариального потенциала, – подхватила Руни.
– Д-да, – Эф кивнул, – хм… – его пальцы ловко заскользили по клавишам, печатая название, – знаешь, я тут обсуждал это с Астеном, – Эф тихо захихикал, – к слову, он считает, что мне пора в академики, представляешь? – Руни прыснула: без тени сарказма или насмешки. – И он нашел некоторые твои выводы довольно спорными, не хочешь послушать его аргументы?
– С удовольствием, – на лице Руни наконец появилась широкая, удивительно искренняя и счастливая улыбка, глаза заблестели ярче, на впалых щеках даже проступил бледный румянец.
И Эф вновь невольно удивился прошедшим переменам. Как же она любила магию, как была увлечена ей и одновременно насколько же должна была быть несчастной, запертая здесь, безвольная, отрезанная от всех: от книг, от разговоров, не смея воспользоваться даже элементарной безмолвной речью, возможно, навсегда, до самой своей смерти.