Божественная кровь испарилась, а вместе с ней и вся сила. Поломанные ноги подвернулись под ним, а когда он упал, открылись все раны, нанесенные Кунтцем. Он снова закричал от боли, катаясь по земле. И еще от гнева, потому что не справился. Ему не хватило какой-то проклятой секунды, чтобы открыть эти чертовы двери!
«Я вылечу тебя, – голос мары был слабым. – Но мне нужно немного времени».
– Времени как раз и нет! Черт!
Демоница пыталась сложить поломанные кости. Он кричал, когда она складывала их. Даже ускоренное сращивание костей было дьявольски болезненным и, к сожалению, слишком медленным. Должно было пройти хотя бы несколько минут, а у них не было и пары секунд, потому что погоня уже была достаточно близко, чтобы увидеть, что Кутшеба воет от боли, и понять, что он снова беззащитен.
Двери с грохотом слетели с петель, вышибленные изнутри мощным пинком. Первым вылетел Шулер, словно смазанное пятно тени. Он отвернул траекторию самых метких снарядов и через мгновение уже свирепствовал среди красноармейцев.
За ним вылетел Крушигор, вырвал у одного из солдат карабин и вертел им, как дубинкой, пока не заметил пулемет «Максим», установленный на тачанке. Он аж вскрикнул от радости, добрался до пулемета одним прыжком и, стреляя с бедра, заставил солдат припасть к земле. Он сразу позвал Яшека, чтобы тот подавал ему ленты. Парень явно боялся, но ему было стыдно выказать страх в присутствии Ванды, которая уже помогала Саре. Цыганка и богиня затащили Кутшебу в землянку, которая только что служила им тюрьмой.
Грабинский действовал осторожнее. Он почти ползком добрался до первого брошенного карабина, но когда поднял его, начал отстреливаться из положения лежа.
– Как это возможно? – Кутшеба стонал, стараясь успокоить боль в срастающихся конечностях. Сара шептала молитвы, помогающие заживлять раны. Ванда могла только крепко держать раненого за руку и придавать ему отваги, нежно утешая. Если когда-нибудь ей предстояло стать богиней богов, то ей нужно было еще многому научиться.
– Глупый
Он почти улыбнулся.
– Это всего лишь мелкая неприятность, – Брык презрительно скривился. – Видимо, какой-то предатель из наших помог ему бежать. Но мы окружили их, в любой момент всё может быть улажено.
Новаковский только кивнул.
– Ваш друг намерен атаковать их с воздуха? – он показал на Якубовского, который крутился возле дирижабля, пришвартованного на окраине лагеря. – В темноте он может ранить много своих людей.
Брык выругался. Он совладал с собой настолько, чтобы извиниться, а потом побежал к «Храброму».
– Ничего не выйдет из этого союза, господин. Осмелюсь предположить, – Чус не отступал от марсианина ни на шаг. – Этот дьявол, Кутшеба, их поубивает.
– Может быть. Мне кажется, или ты доволен этим?
– Я любил графа Ростова, господин. Он был благородным человеком.
– И не жаль тебе потерянной возможности, Францишек? Планы у тех двоих были великие, почти идеальные…
– Прошу меня извинить, господин, но великие планы не для слуг.
Мужчины с великими планами как раз спорили возле дирижабля. Им уже было плевать на то, как это выглядело со стороны. Брык кричал на растерянного Якубовского, а когда тот позволил отговорить себя от побега, вытащил оружие и приставил ко лбу союзника. Увидев это, чародей сделал почти незаметный жест, и невидимый удар отбросил Брыка назад, повалив его на землю. Пистолет старшего комиссара выстрелил, однако пуля полетела в небо, не причинив никому вреда.
Якубовский замер, будто пораженный громом. На негнущихся ногах он приблизился к ошеломленному Брыку, поднял его оружие и побежал к солдатам, которые тщетно пытались одолеть узников.
Великан, прижатый к земле массированным обстрелом, не прекращал палить из «Максима». Грабинский делал одиночные выстрелы, но ни разу не промахнулся. Шулер, наплевав на огнестрельное оружие, то и дело появлялся из тьмы, которая вокруг него делалась особенно черной стараниями Сары, и исчезал в нее обратно, оставляя за собой только изуродованные огромной силой тела.
А когда казалось, что хуже быть не может, из землянки вышел Кутшеба.
– Единственный плюс, который во всем этом может быть, – осознал вдруг Чус, – это то, что, при счастливом стечении обстоятельств, все сокровища достанутся нам, господин.