Мир на кончиках пальцев (СИ)

Когда в камине был разведён огонь, Гермиона удобно устроилась возле него и стала греть руки. Драко умостился в кресле и слушал треск поленьев, улавливая еле ощутимый запах орхидей, исходящий от кожи Гермионы.

— Присоединяйся, — неожиданно для себя сказала она.

— К тебе?

— Ну, да.

Не раздумывая, он поднялся и направился к камину, заметив отсутствие своей заколдованной трости.

«Осталась на улице», — с сожалением подумал Драко.

Он сел на пол рядом с Гермионой и почувствовал жар от камина или от того, что находился так близко к ней.

— Такой тихий вечер, — произнесла она. — Только сверчки в где-то там переговариваются, и лёгкий ветер убаюкивает всё вокруг.

— И языки горячего пламени жадно облизывают кожу, касаясь рук, — тихо добавил Драко, протянув руки к огню.

— Да, — зевнув, согласилась Гермиона.

«Если сейчас не встану, чтобы уйти, засну прямо здесь», — подумала она, вставая с пола.

— Я пойду, — шёпотом сказала Гермиона.

Драко услышал неуверенность в её голосе и тоже поднялся.

— Тебе далеко идти, а уже поздно, — сказал он.

— И что ты предлагаешь?

— Можешь остаться и поспать в кресле, там удобно.

— Остаться? — недоверчиво переспросила она.

— Остаться, — подтвердил Драко.

«И что я теряю, может, послушать его?» — раздумывала Гермиона.

— Ладно, — робко произнесла она и снова села на пол.

Драко почувствовал какое-то умиротворение от того, что она будет здесь всю ночь, и опустился на пол рядом с ней.

Глава 11. Вдохновение

Оковы вдохновения, единственные оковы, от которых не хочется освобождаться. (dihotomiya)

Кресло не было таким удобным, как сказал Драко, но Гермиона всё равно заснула, как младенец, закутавшись в собственную мантию.

В камине мирно потрескивали дрова, сжигая остатки прожитого вечера, большие настенные часы отсчитывали секунды, которые оставались до нового дня, а полированные дверцы шифоньера отражали спокойное лицо Драко, затерявшегося в лабиринте собственного сна.

Он бежал по бесконечной дороге, вымощенной человеческими костями, каждый шаг заставлял его морщиться от невыносимой боли, но он не мог остановиться, ведь тогда и его кости останутся здесь навеки. Где-то в гуще зловещего леса он заметил тёмный силуэт человека, глаза которого сверкали красными огнями. Этот человек смеялся, смеялся так громко, что Драко казалось ещё чуть-чуть, и он оглохнет.

Он проснулся.

Снова темнота, опять чёрное полотно перед глазами. А как хочется увидеть бледное сияние луны в ночном небе…

Птицы поют, петух будит лесничего Хагрида протяжным кукареканьем — значит, настало утро. Очередное мучительное утро, когда хочется жить, а приходится существовать, как домашнее животное, которого кормят и выгуливают, а ему остаётся только спать и мурлыкать на руках у хозяйки.

«Я бы, не раздумывая, продал остатки своей никчёмной души, если бы мне вернули всё, что я потерял», — подумал Драко. Он уже забыл, что рядышком на кресле спала Гермиона.

***

Гермиона перевернулась на бок и тут же проснулась, от неудобной позы. Правая рука онемела так, что она её не чувствовала. Она поднялась с кресла и потёрла левой рукой сонные глаза, прогоняя сон. Обернувшись, Гермиона замерла, с удивлением созерцая интересную сцену: Драко сидел возле окна и нежился в лучах весеннего солнышка. Улыбка украшала его лицо, и он был абсолютно беззаботен.

«Красивый у него профиль», — подумала Гермиона, изучая очертание его подбородка, носа, губ. Казалось, он забыл обо всём на свете, кроме щекочущего его бледные щёки солнца.

Она улыбнулась.

У неё вдруг появилось желание перенести увиденное на бумагу, превратить все чувства и эмоции в живую картинку. Она опустилась прямо на пол и достала волшебную палочку.

— Акцио, карандаш и бумага, — прошептала она.

Дверцы столика рядом с кроватью Драко тихо открылись, прямиком с пыльных полочек к ней направились пергамент и простой карандаш.

«Что это на меня нашло?» — спросила она себя.

Карандаш порхал в её руках, подобно бабочке, впервые увидевшей этот мир. Уверенные и резкие линии, несколько отрывистых и лёгких, почти прозрачных штрихов, снова резкие очертания. Она полностью погрузилась в рисование, стараясь передать максимально точно всю живость его лица. А он оставался почти неподвижен.

Гермиона когда-то пробовала нарисовать портрет человека, но это заканчивалось неудачно: лица получались мертвенными и пугали её. Но теперь на пергаменте она видела красивого парня с невероятно жизнерадостными глазами и лучезарной улыбкой. Когда она закончила рисовать и любовалась на результат, раздался негромкий голос Драко:

— Знаешь, Грейнджер, ты могла бы сказать мне, для начала, доброе утро.

Гермиона резко подняла голову и посмотрела на него.

— Не хотела тебя беспокоить, — смущённо отозвалась она.

— Я же всё равно услышал, как ты шепчешь заклинание.

— Но ты ведь не пожелал мне доброго утра.

— Я думал, ты уйдёшь.

— А я осталась.

— И что ты там записывала?

— Я… рисовала, — она смутилась ещё больше и прижала пергамент к груди.

— И что ты рисовала? — поинтересовался Драко, отходя от окна.

— Тебя…

«Давай, смейся!» — подумала Гермиона, жалея о том, что сказала ему.