Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы

14 августа Астахов сообщил Шнурре, что Молотов согласен обсудить и улучшение отношений, и даже судьбу Польши. Пока нацистов, запланировавших удар по полякам на 26 августа, подводила их собственная игра в «мы не торопимся». Астахов сообщил, что «упор в его инструкциях сделан на слове „постепенно“» [612].

Тогда нацистские лидеры решили отбросить ложную гордость и попросить Молотова и Сталина ускорить дело.

15 августа посол Шуленбург получил инструкцию Риббентропа предложить советской стороне принять в ближайшее время визит крупного руководителя Германии. Это предложение следовало зачитать Молотову, но не отдавать в руки. Если дело сорвется, противник не должен получить бумаг.

Выслушав это предложение, Молотов согласился, что быстрота в этом вопросе нужна. Он прекрасно понимал, что «польский вопрос» разрешится в ближайшее время то ли войной, то ли новым Мюнхеном. Молотов и Шуленбург обсудили ситуацию подробнее. Поводом для этого стали несколько неуклюжие попытки итальянцев способствовать советско-германскому сближению, в котором Муссолини видел одну из возможностей избежать англо-франко-советского союза и невыгодной для «Оси» войны. Дуче не понимал значения событий и думал, что умиротворение с востока может укрепить умиротворение с запада. 15–16 апреля Муссолини на встрече с Герингом говорил, что советско-германское сближение было бы полезно для предотвращения окружения Германии.

Узнав о советско-германских консультациях, итальянские дипломаты в частном порядке стали пересказывать советским представителям некоторые предложения, которые могут быть выдвинуты немцами. Хотя Германию радовала готовность Муссолини принять советско-германское сближение, Шуленбург предложил не руководствоваться слухами, а разговаривать напрямую. В итоге приятной беседы Молотов опять разочаровал немецкого посла — с визитом Риббентропа торопиться не надо, «чтобы все не ограничилось просто беседами, проведенными в Москве, а были приняты конкретные решения» [613].

Ситуация начинала напоминать сюжет о рыбаке и рыбке, но старуха оказалась хитрее и предложила рыбке множество не принадлежащих ей благ, отчего события развивались в обратном порядке: «золотая рыбка» становилась все более благодушной и в конце концов согласилась сделать «старуху» владычицей пол-Европы. Риббентроп то и дело посылал своего старика к Молотову, обещая все больше и больше: совместно гарантировать безопасность Прибалтийских государств (чего не удалось добиться от «Антанты»), содействовать улучшению советско-японских отношений, заключить поскорее выгодное экономическое соглашение, лишь бы Риббентропа пустили в Москву уже начиная с 18 августа. Но пока, 17 августа «синее море» было все еще хмурым. Когда Шуленбург появился у Молотова, тот уже проконсультировался со Сталиным и дал ответ на предыдущий запрос Риббентропа: «Советское правительство принимает к сведению заявление германского правительства о его действительном желании улучшить политические отношения между Германией и СССР…» Но дальше следовало перечисление прошлых обид. Однако «раз уж теперь германское правительство меняет свою прежнюю политику», то оно должно сначала доказать серьезность своих намерений и заключить экономические договоры: выделение Советскому Союзу кредита в 200 миллионов марок на семь лет (в 1946 г. о нем никто и не вспомнит), поставки ценного оборудования. Сначала — договоры, потом — все остальное. А вот следующим шагом можно заключить пакт о ненападении или подтвердить старый договор о нейтралитете 1926 г. И, наконец, самое вкусное: «с одновременным подписанием протокола, который определит интересы подписывающихся сторон в том или ином вопросе внешней политики и который явится неотъемлемой частью пакта» [614]. В этом протоколе можно оговорить все, вплоть до отношения к Польше, ради чего немцы и городили весь огород. Но о разделе сфер влияния и секретности протокола речь не шла.

Несмотря на прохладный и высокомерный тон советского заявления, лед продолжал таять. Молотов был доволен предложением немцев прислать не мелкого чиновника, как англичане, а министра.

Сам министр тут же послал Шуленбурга к Молотову снова, на этот раз — с проектом пакта, простым до примитивности: «Германское государство и СССР обязуются ни при каких обстоятельствах не прибегать к войне и воздерживаться от всякого насилия в отношении друг друга». Второй пункт предусматривал немедленное вступление в действие пакта и его долгую жизнь — 25 лет. СССР и Германия не должны были воевать до 1964 г. В специальном протоколе (о секретности речь не шла) Риббентроп предлагал провести «согласование сфер интересов на Балтике, проблемы прибалтийских государств» [615]и т. д. Так впервые из уст Риббентропа прозвучала тема «разграничения сфер интересов» (формула, заимствованная у Г. Вильсона). Но пока совершенно неконкретно.