9 сентября Коминтерн возобновил критику «предательской политики» социал-демократии. Центр тяжести в обличении двух воюющих империалистических группировок все сильнее склонялся к критике либеральных режимов. Для части коммунистов это было возвращением к привычной принципиальной политике, которая проводилась до периода Народного фронта. Выступление против войны и своих капиталистов соответствовало их мировоззрению гораздо больше, чем голосование за военные кредиты, осужденное еще Лениным. Однако часть коммунистов, четче осознававшая опасность фашизма, попыталась сопротивляться. Г. Поллит и его сторонники в ЦК КПВ даже проголосовали в октябре 1939 г. против тезисов Коминтерна, после чего Поллит был заменен на посту Генерального секретаря КПВ Р. Даттом.
Треть парламентской делегации ФКП подала в отставку, но остальные поддержали новый курс. Союз леваков и циничных слуг Москвы оказался преобладающим во всех коммунистических партиях. При чистке 30-х гг. леваки уцелели как раз в компартиях либеральных стран.
Но даже их ожидал новый шок — агрессия СССР против Финляндии.
Финляндия оставалась последним прибалтийским государством, отнесенным к сфере влияния СССР, с которым не удалось заключить пакт «на условиях эстонцев». До советско-германского пакта СССР рассматривал Финляндию как опасный плацдарм, с которого может быть совершено нападение на Ленинград. Взятие Ленинграда — самый большой успех северного фланга стратегических «клещей», огромная опасность для СССР. В 1940 г. Сталин вернулся к этой теме. Противник может «прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, — это значит дать довольно серьезную базу для гражданской войны внутри страны против Советской власти»
[716]. Учитывая, что Ленинград находился всего в 32 км. от границы с Финляндией, в случае высадки в этой стране сильного экспедиционного корпуса другой державы такая перспектива не казалась Сталину фантастической. По мнению Т. Вихавайнена, «в Москве при анализе внешней политики не замечали склонности малых стран к нейтралитету» [717]. Какая близорукость Москвы! Но опыт европейской войны показал, что нейтралитет малых стран не является препятствием для германской агрессии. Так что опасения СССР по поводу прохода войск противника через нейтральные страны были вполне оправданы.5 марта 1939 г. Литвинов предложил правительству Финляндии сдать в аренду на 30 лет острова Гогланд, Лавансаари, Сейскари, Тюторсаари для наблюдательных пунктов на подступах к Ленинграду. 8 марта финны отвергли это предложения, но переговоры продолжались.
Советско-германский пакт и европейская война изменили ситуацию. Советские требования стали тяжелее, а финляндское руководство осознало, что придется пойти на некоторые уступки. Из всех прибалтийских стран Финляндию оставили «на закуску». 5 октября Молотов пригласил финского посла и предложил делегации Финляндии прибыть в Москву для переговоров «по некоторым конкретным вопросам политического характера»
[718]. По каким вопросам? — По некоторым. Финны ответили не сразу, и это вызвало раздражение в Москве. Советский посол В. Деревянский говорил министру иностранных дел Финляндии Э. Эркко: «Финляндия отнеслась к предложению иначе, не так, как Прибалтика, и это может пагубно сказаться на ходе событий» [719].В СССР перед переговорами готовили разные варианты требований к Финляндии. Предполагалось отодвинуть границу от Ленинграда вдвое дальше, до линии Местерярви — Коневец, передать под контроль СССР ряд стратегически важных островов, в том числе Ханко, где планировалось создать базу. Это позволило бы полностью контролировать вход в Финский залив. «Программа максимум» отодвигала границу еще дальше, почти до Выборга, и предполагала передачу СССР района Петсамо, отрезая Финляндию от Северного ледовитого океана. В обмен СССР был готов предоставить малонаселенные районы Карелии. Эти изменения должны были, как и в случае со странами Прибалтики, стать результатом договора о взаимопомощи. В Выборгскую губернию вводились бы советские войска. Это значило, что финны теряли свою линию долгосрочных укреплений, и в любой момент Красная армия могла бы свободно войти в Хельсинки. Дилемма, которая стояла перед Чехословакией, теперь встала и перед финнами — сдаться в призрачной надежде на хрупкий мир, или защищать свои укрепления.