17 июня было сформировано новое правительство Литвы во главе с Ю. Палецкисом, левым ляудинником (народным демократом), известным как один из организаторов «Народного фронта» в 1936 г. Фигура Палецкиса и других левых интеллигентов в правительстве должна была показать, что к власти в Литве пришел «Народный фронт». Тут же были организованы массовые манифестации в поддержку нового правительства. Вскоре Палецкис стал и президентом — Меркис подал в отставку.
20 июня президент Латвии Ульманис с согласия представителя СССР А. Вышинского назначил премьер-министром профессора А. Кирхенштейна. Он немедленно объявил политическую амнистию. Встречать политзаключенных вышла 70-тысячная демонстрация сторонников демократии и советской власти. Для одних это был момент освобождения от диктатуры Ульманиса, другие несли лозунги «Да здравствует 13-я советская республика». По приказу нового правительства полиция и военизированные формирования ушли с улиц на время демонстрации. Поняв, куда клонится, полицейские массами покидали службу. Часть демонстрантов числом в 4–5 тысяч пыталась прорваться в президентский дворец и поднять над ним красный флаг. Вызванные по телефону советские войска взяли дворец под охрану и уговорили возбужденных сторонников советизации разойтись.
21 июня президент Эстонии Пятс назначил премьер-министром писателя И. Вареса, творившего под псевдонимом Барбарус. Интересно, что Варес участвовал в войне против Советской России в качестве санитара. Став известным в Эстонии писателем и общественником, он в январе 1940 г. поддержал избирательную кампанию В. Яануса, левого рабочего активиста и члена находившейся в подполье компартии.
Назначение Барбаруса премьером запоздало — к этому времени «контролируемая революция» в Эстонии вышла из-под контроля. Столкнувшись с запретами демонстраций, левая оппозиция стала проводить собрания рабочих на предприятиях. Вместе действовали левые социалисты, располагавшие «трудовой фракцией» в парламенте, профсоюзные активисты, недовольные запретами на профсоюзную деятельность, и коммунисты. Обсудив ситуацию, леваки решили провести 21 июня мощную, направленную против режима Пятса манифестацию. Сама демонстрация вписывалась в планы советских представителей, но она оказалась гораздо радикальней, чем хотелось бы: «Часть людей не поняла нашей политики, смену политики, смену правительства расценила как революцию и в демонстрацию… внесла элементы Октября»
[797], — докладывал советский полпред.21 июня на улицы Таллинна вышло несколько десятков тысяч человек под красными флагами и знаменами запрещенных прежде профсоюзов. С балкона советского полпредства их приветствовал советский представитель Жданов. Собравшись у президентского дворца, митингующие стали требовать освобождения политзаключенных. Вышедший на балкон президент Пятс ответил, что заключенные будут освобождены только в законном прядке. Тогда по призыву одного из профсоюзных лидеров митингующие разделились на три части. Одна пошла освобождать заключенных, другая — захватывать арсенал, третья — брать под контроль почту, телеграф и полицейское управление. «Демонстрация по дороге останавливалась, — докладывал полпред К. Никитин, — проводились краткие митинги и шли дальше. Примерно часам к трем или четырем дня народное движение вышло из рамок демонстрации. Были захвачены оружейные склады, роздано на руки оружие, полиция в страхе разбежалась и попряталась куда попало»
[798]. Над башней «Длинный Герман» взвилось красное знамя.Посол осуждает действия «провокаторов», накаливших толпу (особенно он недоволен адвокатом Кахра, который с красным флагом в руках возглавил колонну портных), а также выступление начальника политотдела корпуса Иванова, который, охваченный эйфорией революции, «не понял совершавшихся событий» и произнес перед демонстрантами «возбужденную речь». Впрочем, большой роли выступление советского комиссара не сыграло, гораздо весомее был сам факт присутствия советских войск. Один из организаторов революции 21 июня Х. Аллик вспоминал: «21 июня ни один из красноармейцев не тронул ни одного эстонского буржуа. Однако, несомненно, присутствие в Эстонии войск Красной Армии настолько парализовало боевой дух фашистской клики, что она не решилась применить оружие, хотя при других условиях, вероятно сделала бы это»
[799].Революция не входила в планы советской дипломатии. Полпред считал, что «вожди рабочего движения… выпустили демонстрацию из рук», при этом «виноваты мы, что недостаточно крепко держали вождей рабочего движения»
[800]. Ведь если буква закона будет где-то нарушена, после войны захват Прибалтики СССР можно будет оспорить.