Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы

Видел ли Сталин свою миссию в восстановлении государства именно в границах Российской империи? Никаких свидетельств таких ограниченных границами 1914 г. «великодержавных целей» Сталина пока не найдено. Вождь использовал ссылки на исторические прецеденты и права, но из этого не следует, будто он собирался остановиться на достигнутом. Мировая коммунистическая экспансия не была снята с повестки дня никаким съездом или конгрессом. Но как повернется ситуация в Европе на следующем витке истории, Сталин не знал. Если СССР подвергнется нападению, крайне нежелательно, чтобы вокруг советских гарнизонов в Прибалтике действовала «пятая колонна». А руководители прибалтийских государств не могли искренне симпатизировать присутствию советских войск на территории их стран. Они этого и не скрывали: «Дошло до того, что обнаглевшие литовские руководящие деятели даже в беседах с нами стали, не стесняясь, проводили аналогию между советскими войсками и немецкими оккупантами (Меркис), между царской Россией и Советским Союзом (Тураускас)» [784], — возмущался советский дипломат словами премьер-министра и руководителя политического департамента МИД Литвы. 10 февраля 1940 г. президент Латвии К. Ульманис выступил по радио и заявил о том, что вероятно в ближайшее время нация подвергнется «испытаниям»: «если трудное, роковое испытание настанет, то в среднем одному мужчине из каждого хутора придется одеть форменную одежду», а поскольку в Латвии нет достаточного количества амуниции, «начинайте об этом заботиться и держите это наготове… Не будь это серьезным делом, я бы не стал говорить об этом в данный момент» [785]. Заявление Ульманиса было сделано в разгар обсуждения «Антантой» высадки в Скандинавии. Заслон против северного фланга антисоветских стратегических «клещей» имел очень хрупкий тыл.

Если обстановка сложится так, что СССР сможет вступить в войну, ударив в тыл Германии, тем более необходимо, чтобы в Прибалтике могла сосредотачиваться неограниченная группировка войск. Разные задачи чудно совмещались: «советское руководство, готовясь к войне с Германией, стремилось окончательно укрепиться в стратегически выгодном регионе на границе Восточной Пруссии, устранить малейшую возможность антисоветских действий прибалтийских стран, а заодно и расширить зону „социализма“, „освободив“ трудящихся Прибалтики от капиталистического гнета» [786]. К этому вполне справедливому комментарию М. И. Мельтюхова можно добавить, что сосуществование двух социальных систем, по мнению советской стороны, плохо сказывалось на боевой готовности РККА: «вокруг советских гарнизонов появилось бесчисленное множество всяких притонов, кабачков и проституток, финансируемых из какого-то солидного источника» [787], — докладывал временный поверенный в Литве В. Семенов. Советскому дипломату было невдомек, что такие «происки империализма» — неизбежный спутник баз иностранных государств в отсталых странах. Механизм «финансирования из солидного источника» приоткрыл полпред в Эстонии К. Никитин: «Наличие разнообразных товаров в магазинах Таллинна и невысокие цены на предметы ширпотреба (ботинки, костюмы и пр.) разжигают аппетиты рядового состава армии и флота… В военторге имеется ряд товаров, которых в Эстонии сейчас в свободной продаже не имеется, как, например, сахар» [788]. Находясь в увольнении или просто через забор солдаты обменивают сахар, икру и другое продовольствие на ширпотреб. Офицеры гуляют в кафе. А вокруг этого «разложения» свободно снуют немецкие шпионы. Тыл советской группировки ненадежен не просто по политическим, а по социально-экономическим причинам.

Какие бы цели ни преследовал Сталин, крушение главного гаранта Версальской системы — Франции, обрекало на гибель государства, возникшие между Германией и Россией после Первой мировой войны. Но только при одном условии — если бы они не сопротивлялись. Ведь Финляндия сопротивлялась, и это дало ей шанс.