Мир на Востоке

Наступила пауза, во время которой каждый старался разгадать мысли другого. Неизвестно, сколько бы они еще просидели молча, но тут тишину нарушил голос официанта:

— Товарищи больше ничего не желают?

Ну и ну! Ахим поднял глаза: на лацкане смокинга партийного значка не было.

Это мы должны пресечь, возмутился про себя Кюнау. Не хватало еще, если, скажем, во время приема западногерманских инженеров из Дуйсбурга он станет выдавать себя за члена партии. Те тотчас решат, что за ними следят.

— Больше ничего не желаете? — еще раз осведомился официант, но, поскольку не получил ответа, продолжил более фамильярно: — Если у вас нет пожеланий, то у меня они к вам имеются. Пожалуйста, товарищи, снимите плащ с батареи. У нас этого делать не полагается. Вон там на стене есть вешалки.

Ахим извинился.

— Сейчас уберу. И принесите нам еще по двойному коньяку. — Он повернулся к Кюнау. — Или ты не хочешь выпить со мной на брудершафт?

Но официант снова продиктовал им свои правила:

— У нас тут, товарищи, не пивная, а ресторан. И заказывать только напитки, например водку с пивом или пиво с водкой, у нас не принято. Могу предложить вам в качестве закуски прекрасный вишневый торт.

— Нет, только не это! — Ахим содрогнулся при мысли о приторно-сладком торте, да еще косточки от вишен придется выплевывать.

— Ну, если это обязательно, — сказал Кюнау, — принесите мне порцию. И, пожалуйста, два пива, а на счет этого господина — два коньяка.

— Как будет угодно. — Официант скользнул за тяжелую бархатную портьеру, приоткрывшую общий зал. Там все меньше оставалось свободных столиков. Смена кончилась.

Кюнау увидел несколько знакомых, в том числе Герберта Бухнера, и вспомнил, что назначил на вечер совещание. Постепенно к нему вернулось спокойствие.

— Твоя логика, — обратился он к Ахиму, — и впрямь может обезоружить. Но должен тебя разочаровать. Твоих глобальных выводов никто не оспаривает. Ликвидировать эксплуатацию — это же старые прописные истины, громкие слова… Но стоит заняться конкретными проблемами сегодняшней жизни завода, все твои аргументы тотчас теряют смысл. Сплошной идеализм, и больше ничего. Я тебе в который раз говорю: твое незнание реальности…

— А угольная пыль, шум, газ — это что, только плод моего воображения?

— Нет, конечно. Но ты же обвиняешь меня в том, что я со всем этим примирился. Даже того хлеще, ты говоришь со мною так, будто я — главный виновник всех этих безобразий.

— Нет, я говорил только о том, что необходимо сделать сейчас: подвесную дорогу, механизированную загрузку вагонеток и так далее.

— Но ведь против этого никто не возражает. Именно это мы и собираемся делать, товарищ Штейнхауэр.

— А я и не писал, что не собираетесь. Я говорил только о том, что все делается очень медленно, что вы теряете время.

Манфред Кюнау удовлетворенно вздохнул. Наконец-то Штейнхауэр сам себя загнал в ловушку. Все сошлось. Автоматизация. Экономия времени. Time is money[8]. Теперь понятно, откуда ветер дует. Так недолго и до того договориться, что промышленные боссы с Британских островов станут твоими союзниками. Кюнау поднялся со стула. Он был рад, что весы снова склонились в его сторону. Теперь надо слушать этого болтуна внимательно, не пропустить ни одного неточного, необдуманного слова.

— Ты видишь причину такой потери времени в нашем плохом руководстве?

— Да.

— Ты говоришь — подвесная дорога. Что ж, это наша общая мечта. А тебе не приходило в голову, что ее нет не только по нашей вине?

— Нет, не приходило.

Ахим почти тотчас понял, что поторопился с ответом. Кюнау встал из-за столика и уже расхаживал перед ним чуть ли не с видом победителя. Отодвинув слегка красную бархатную портьеру, он махнул рукой кому-то из сидящих в другой части зала. Сейчас он будет называть объективные причины, подумал Ахим. Кюнау словно прочитал его мысли.

— В этом и состоит твоя главная ошибка. Ты знаешь, что необходимо для такой подвесной дороги с автоматическим управлением? А? Распределительная подстанция. Ну а для нее что нужно? В огромном количестве реле, переключатели, селеновые выпрямители, пневматика… Тысячи различных вещей, достать которые чрезвычайно трудно, А ты задумывался над тем, где мы их закупаем? В Англии, в Западной Германии. У всех тех, кто нам никак не желает успеха. Кстати, на той неделе мы уже в который раз получили отказ из Бирмингема. Им не удалось одержать политическую победу, они хотят задушить нас экономически. Они же, эти капиталисты, любят нас, как огонь воду.

В этот момент в щелке между портьерами появилась чья-то голова с густым ежиком, напоминавшим щетку. Человек перевел взгляд с одного собеседника на другого и спросил:

— Что это ты, Манфред, мечешься, как тигр в клетке, случилось что-нибудь?

Лицо его показалось Ахиму знакомым, но он не сразу сообразил, что это Бухнер. Без каски и кожаного фартука он выглядел совсем по-другому.

— Да нет, иди доедай свой торт, — ответил Кюнау. Он уже знал, бывая на праздниках, устраиваемых бригадой, что бригадир плавильщиков обожает сладкое — торты, пирожные, взбитые сливки.

— Взгляни на часы, Манфред. Не пора ли?