Мир Небулана

– На допросе у лесовиков удалось выяснить, что на Земле уже не первый год водятся подселенцы.

Соловей присвистнул и с пониманием покачал головой, но мне ничего не понятно, так что пришлось спросить:

– Что за подселенцы?

Строгий взгляд Михи, посланный Соловью почему-то мне согрел душу – вот так вам всем, за то что ничего мне не объясняете.

– Чего это она про подселенцев не знает? –  деловито поинтересовался медведь.

Соловей развел руками.

– Я не приделах. Это Алекс у нас в преподах ходит.

– Павлины хвостатые, – проворчал Миха, – ходят, друг перед другом хвосты распушают. Нет бы девку уму-разуму научить, так они в самцов играют, перед девкой выделываются. А вроде взрослые мужики. Тьфу.

От слов Михи в груди растеклось тепло, какого я никогда не испытывала – заботливое, надежное. Наверное, именно это чувствуют девочки, у которых есть отец и они знают – он всегда защитит, придет на помощь, вытащит из любой ситуации и прыгнет в любое пекло, чтобы защитить своего ребенка. Я всю жизнь была лишена этого, всегда приходилось сражаться самой и вылезать из переделок. Мама давала все, что могла. Её любовь –  мой личный оберег и я буду ей по гроб жизни благодарна за то, что научила меня справляться с трудностями, идти вперед и всегда держать нос по ветру, а хвост трубой. Пока я была маленькой, она пахала на трех работах, одела, обула меня, дала образование и давала бы дальше, если бы в нашей жизни не появился Влад Лисицын и не разрушил наш хрупкий мирок. Нам не хватало того, кто оберегал бы от таких уродов, как Лисицын. Куда делся отец, ни я, ни мама не знали. Он испарился, когда узнал, что мама беременна. У неё не осталось ни одной фотографии с ним, потому что по странной случайности телефон, на котором хранились фотки, утонул в стиральной машинке. А в социальные сети она никогда не загружала совместных снимков. Так что не смотря на то, что влюблена она в него вроде как была, на память от него осталась только я.

Рефлексия настолько меня охватила, что я глубоко и тяжело вздохнула, агенты на меня оглянулись, Соловей встревожился.

– Яра, ты как? Нормально все? Мы болтаем, а тебе может отдохнуть? Ты, вон, сил сколько потратила.

Усталость я чувствовала, но пока спать не хотелось, я неуверенно пожала плечами.

– Попозже. Просто вспомнила свою семью и подумала, что зло иногда вылезает из таких мест, откуда не ждешь, – проговорила я.

Миха с пониманием покивал и похлопал громадной ладонью по плечу так, что я чуть не свалилась со  стула.

– Бывает, вылезает, – согласился он. – Но ты не плачь, Ярослава Воронцова. Мы всех отыщем и натянем им глаза на задни… В смысле проучим.

Мои губы почему-то растянулись в скромной улыбке, а в глазах очень некстати защипало, я шмыгнула носом.

– Спасибо, Миха, – только и получилось выдавить у меня, а потом сама не поняла, как разревелась.

Видимо, напряжение от событий все это время копилось и не находило выхода, а появление надежного и сильного Михаила Валового, разжало нервную пружину у меня внутри. И вот теперь я сижу и реву, как дура, перед двумя агентами. Хорошо хоть Хром не видит.

– Ну-ну-ну, – по отечески проговорил оборотень и я даже не поняла, когда он посадил меня к себе на колени, как маленькую, и стал укачивать. – Вы, ироды, до чего девку довели? Чего она у меня ревет? Поубивают, к шутам всех.

От его заботливых слов и громадных ладоней, которые пахнут сухой шерстью и гладят меня по затылку, я заревела ещё протяжней и самозабвенней.

– Ну-ну, тихо, – успокаивал меня Миха, мирно покачивая на коленях и приговария: –  Я им всем головы пооткусываю. И выплюну. Даже жрать не стану. На кой жрать такую мерзость. Баю-баю-баю-бай, поскорее засыпай, сон медведь твой охранит, Ярослава тихо спит.

До меня не сразу дошло, что Миха читает заклинание. А когда поняла, веки мои уже смежились, сквозь сон я чувствовала, как надежные и громадные руки, в которых я утонула, куда-то меня несут. Мне стало так уютно и спокойно, как не было никогда. Слова и голоса я слышала, но будто издалека.

Тембр Михи узнать не сложно, он хриплый и низкий, как звериный рык.

– Сол, вы озверели совсем девку так доводить? – возмущался он. – У неё аж истерика случилась.

Соловей звучал чуть выше.

– Да мы вроде аккуратно.

– Ага, аккуратно. Вон, бедненькая, калачиком скрутилась, нос красный, глаза заплаканые. Вы свои бубунцы-то позасуньте обратно в портки. Обидете девку, ей-богу, бошки поснесу.

– Миха, да угомонись. Никто её не собирается обижать. Я сразу сказал, что не трону. Я себя знаю, потому и обозначил. Это у Алекса крышу сносит. А тут ещё одно на другое наложилось, ну… Ты сам понимаешь.

– Понимать понимаю, – согласился медведь. – И ситуацию знаю. Но девку не обижать.

Послышалось фырканье Соловья.

– Миха, ты сам тот ещё ходок.

– Ты мне не пеняй, – огрызнулся оборотень. – Я малявок за свою жизнь вырастил пятнадцать душ. И все матери счастливы, а отпрыски сыты, накормлены и обласканы. Оборотни не люди, мы не привязываем к себе спутников. Зато у нас есть честь и любовь. Девку не обижать. Я всё сказал.