Мир обретённый

Между наполовину раздвинутыми шторами в комнату лился утренний свет. На фотографиях, висящих на стенах, Алли увидела улыбающегося мальчика — она сразу узнала его, хотя он и выглядел гораздо моложе. Чистый, без пылинки письменный стол, на котором стояло в ряд несколько книг, с обеих сторон подпёртых специальными мраморными подставками: «Над пропастью во ржи», «Игра Эндера» и все три тома «Властелина колец». Всё в помещении говорило о том, что оно принадлежало нормальному, обычному мальчику — до того, как этот мальчик стал тем, чем стал.

Алли продолжала скользить взглядом по комнате. Постеры рок-групп на стене. На полках — спортивные призы. Алли направляла свой взгляд куда угодно, только не в центр комнаты. Но в конце концов больше смотреть стало не на что, и она сосредоточилась на капельнице с молочно-белой жидкостью. Затем провела глазами по тонкому шлангу, выходящему из капельницы и заканчивавшемуся иглой, введённой в руку на сгибе локтя. Кисть этой самой руки загибалась внутрь, а пальцы скрючились, полностью атрофировавшись за годы бездействия. Только теперь Алли набралась мужества, затаила дыхание, подняла глаза на лицо лежащего...

...и ахнула.

На постели лежал человек с кожей землистого цвета, с провалившимися щеками. Не юноша, а мужчина. Лицо покрывала четырёх-пятидневная щетина — видимо, регулярное бритьё в число приоритетов при сложившихся обстоятельствах не входило. Узкие губы, рот чуть приоткрыт, а волосы над бледным лбом уже начали редеть.

Алли решила было, что произошла ошибка, это не может быть Милос... и всё же она знала, что это он. В Междумире Милос оставался неизменно шестнадцатилетним, тогда как его тело старилось. Он лежал в коме одиннадцать лет. Ему уже перевалило за двадцать семь.

Она отвела глаза и нечаянно увидела своё отражение в зеркале. То есть, не своё. Это было отражение женщины, тело которой она украла. Женщины, чей сын лежал сейчас перед ней на кровати.

Алли взглянула на пакет, который держала в руках, и, испугавшись, что передумает, резко разорвала упаковку и вынула шприц.

Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей, что однажды она совершит преднамеренное, обдуманное убийство, она бы не поверила. Алли привела бы множество доводов, почему она абсолютно неспособна на такое страшное преступление, уверила бы, что в любой ситуации сумеет найти другой, лучший способ уладить дело. Как же она была наивна и самонадеянна, полагая, что суровые законы необходимости и немыслимые обстоятельства над нею не властны! Алли могла сколько угодно твердить себе, что совершает акт милосердия, но в глубине души она знала, что лжёт самой себе. Она совершает диверсию. Террористический акт. Ни много ни мало политическое убийство.

«Если я это сделаю, — говорила себе Алли, — то буду ничуть не лучше, чем Мэри. Ниже пасть невозможно. После этого я стану хладнокровным убийцей и с этим уже ничего не поделаешь».

Так что вопрос стоял так: способна ли Алли Джонсон пожертвовать всем тем, что осталось от её чистоты и невинности, ради спасения живого мира?

Ответ пришёл к ней, вернее, нахлынул на неё, словно в глубине души Алли забил родник отваги:

«Ради спасения живого мира я пожертвую всем — и собой, и тем, во что верю. Всем».

И с глазами, полными слёз, она сняла со шприца колпачок, нащупала вену на руке Милоса и впрыснула мощную дозу яда в его увядающее тело.

* * *

Миссис Милославски открыла глаза и увидела склонившуюся над ней девушку из FedEx.

— Что с вами, мэм? — спросила девушка.

Миссис Милославски обнаружила, что лежит на диване и совершенно не помнит, как она сюда попала. Женщина села, чувствуя слабость и головокружение.

— Что случилось? — спросила она. — Я потеряла сознание?

— Ничего, — заверила девушка. — Думаю, беспокоиться не о чем. — Она еле заметно улыбнулась миссис Милославски и подала стакан воды. Та выпила, держа стакан в дрожащей руке. — Вам надо бы отдохнуть. — Девушка пожала плечо пожилой женщины — немного слишком крепко и немного слишком долго. — Мне надо идти.

— Посылка... — прошептала миссис Милославски.

— Вон она, на столе. Расписываться не надо.

С этими словами девушка ушла, тихонько притворив за собой дверь.

Наконец миссис Милославски набралась сил и смогла встать. Первым делом она направилась к посылке — та была открыта. «Когда это я открыла её? — подумала она. — Наверно, ещё до того, как упала в обморок, вот что».