— Правильно! — кричала Лотус ему вслед. — Отвергай меня, негодяй! Ты никогда не любил меня! Я всегда это знала!
— Почему они клянут меня? — спросил он психолога Адриана Кус Хафиза на последнем приеме. — Ведь не я вызвал Переход.
— О да, именно вы, — сказал Хафиз. — Если бы не вы, он никогда не произошел бы.
— Совершенно ясно, что правительство давно все задумало, — продолжал доказывать свое Кэрд.
— Переход не начался бы так быстро, — уточнил доктор. — Может быть, все оставалось бы по-прежнему долгие годы, не послужи вы катализатором.
— Вы в самом деле испытываете неприязнь ко мне? Вам правильнее направить свой гнев против правительства. Не я все это сделал. Я не настоящий Кэрд. Не хочу даже, чтобы меня так звали. Я считаю себя Бейкером Но Вили.
— Вряд ли вам удастся заставить рядового гражданина почувствовать разницу.
— А вам, вам лично Переход причинил беспокойства?
— Беспокойства — черт побери! — громыхнул Хафиз. — Мне велено отправляться в Хобокен в качестве лагерного консультанта! Понимаете ли вы, что это значит для меня и моей семьи? Представляете ли вы, что мы в итоге теряем? Нет, конечно: вы же вииди!
— Я могу пожаловаться на ваше непрофессиональное отношение, враждебность и оскорбления, — сказал Кэрд. — Но я не стану этого делать. Мои соболезнования!
Переход продвигался не быстро. Лишь через четыре субмесяца Кэрду сообщили, что ему надлежит явиться для обучения в качестве официанта столовой в Бруклин Форест Парк. О требовании иметь среднее образование для этой работы позабыли. Четыре субнедели ежедневно он переезжал автобусом ДСН через мост Вашингтона на север к месту обучения. Памятная доска у ворот гласила, что в древние времена в этом месте располагался Госпиталь Ветеранов Соединенных Штатов. Под неотступным контролем Кэрд неделю прислуживал за обедом за длинным деревянным столом в огромном сборном бараке. За едоков выступали роботы, запрограммированные вести себя как обычные посетители столовой. Тот, кто задавал программу, был или большим шутником или не очень хорошо думал о людях. Человекообразные машины были зверски голодны, беспредельно требовательны и неотесанны. Они «нечаянно» били стаканы и кувшины с водой и апельсиновым соком, роняли пищу на одежду, на стол, на пол, при этом громко рыгали и издавали непристойные рулады. А как громко выкрикивали они жалобы на медлительность и небрежность обслуживания.
Почему лагерь был открыт здесь, а не в районе Хобокен, Кэрд так никогда и не узнал. Так же, как он не мог уразуметь, зачем он должен по восемь часов в день двадцать восемь дней подряд долбить то, что он мог усвоить за пять часов или быстрее.
Кэрд с нетерпением ждал встречи с реальными человеческими существами, но когда это произошло — понял, что и люди вполне могли сойти за роботов. Люди, хвала Господу, не пердели как роботы, но были еще требовательнее и еще чаще и громче жаловались и совсем не уступали своим механическим двойникам в неряшливости и отвратительных манерах. Сначала Кэрд объяснял это тем, что большинство обедающих составляли вииди. Затем с течением времени обнаружил, что преобладали здесь представители «высшего класса», а не вииди. Дело приняло совсем худой оборот, когда столующиеся узнали, что он — Джефферсон Кэрд — тот самый человек, которого они кляли за свое изгнание. Они ругали его за все, что бы он ни делал, и не переставая оскорбляли. В конце третьей недели на него напали. Мужчина, беспрестанно жаловавшийся на качество пищи (совсем без оснований, как считал Кэрд), поднялся из-за стола и с силой швырнул тарелку с мясом и овощами в лицо Кэрду, а затем ударил его кулаком в живот.
Кэрда совсем не утешили ни немедленный арест драчуна, ни последовавшее заключение его в тюрьму. Два дня он провел на больничной койке. Более того, кроме одного санитара, Роберта Ги Снавки, его, казалось, невзлюбил и отвергал весь больничный персонал. Снавки сообщил Кэрду: он слышал, что в новом создаваемом корпусе дестоунирования есть вакансии. Снавки советовал Кэрду обратиться туда. Кэрд сомневался удастся ли ему избежать подобной неприязни работников корпуса. Однако работа сама по себе должна быть интереснее официантской.
Иногда Кэрд посредством экрана разговаривал с Ариэль. Он поделился с нею своими заботами и сказал о желании перейти на работу в корпус дестоунирования.
— Было время, когда я бы, наверно, с презрением отверг использование знакомств для получения работы, — сказал Кэрд. — Но я теперь более трезво смотрю на вещи. Твой муж занимает довольно высокое положение в Департаменте физического воспитания. Как ты думаешь, мог бы он сделать доброе дело?
— Он поможет, если будет знать, что им станут восхищаться, — сказала Ариэль.
Через субнеделю она позвонила отцу.
— Важные новости! Моррис использовал все свое влияние, ему обещали, что твое заявление будет удовлетворено. Вопрос в руках генерального комитета. У них у всех межвременные визы — необходима оперативная координация решений разных дней; женщина, с которой знаком Моррис — он не хочет, чтобы все знали ее имя — поможет тебе попасть в корпус дестоунирования.