Мир от Гарпа

Глаза его слезились от ветра и снега, и он опять подумал, как сильно любит Хелен и никогда больше не будет изменять ей, никогда не причинит такую боль. Он поклянется ей в этом.

А Хелен в этот миг чувствовала, что совесть у нее чиста. Она так нежно любит Гарпа. Майкл Милтон вот-вот удовлетворится — все признаки об этом говорили: изгиб в талии, характерная манера приподнять бедра и сильное напряжение той мышцы, которая ни на что другое не используется. Все почти кончено, подумала Хелен. И вдруг нос ее ткнулся в холодную бронзу его ремня, а затылок ударился о руль. Майкл Милтон вцепился руками в руль, как будто полуторатонный «бьюик» собрался взлететь.

…Гарп выехал на дорожку к дому со скоростью около 40 миль[39]. Он свернул с шоссе на третьей скорости и при выезде нажал газ; дорога обледенела, и на какое-то мгновение он испугался, как бы машина не забуксовала на коротком подъеме. Но поменял передачу, только когда почувствовал, что машина хорошо держит дорогу. Перевел рычаг без головки на нейтраль, секунду спустя вырубил мотор и выключил фары.

Машина по инерции катила под струями черного дождя. Ощущение было, как в самолете, отрывающемся от взлетной полосы; мальчишки визжали от ужаса и восторга. Локтем Гарп чувствовал, как они толкались, отпихивая друг друга: каждый хотел встать в проеме между передними сиденьями.

— Неужели ты что-нибудь видишь? — спросил Данкен.

— Ему необязательно видеть, — сказал Уолт, в голосе у него слышалась тревога, и Гарп подумал, что Уолту не мешало бы быть похрабрее.

— Я знаю дорогу как свои пять пальцев, — заверил его Гарп.

— Мы как в подводной лодке! — воскликнул Данкен.

— Совсем как во сне! — сказал Уолт и потянулся за рукой брата…

14. Мир от Марка Аврелия

Так вот и получилось, что Дженни Филдз снова стала медицинской сестрой; пестуя женское движение, она не снимала белого форменного платья и теперь с легкостью вернулась к своим прежним обязанностям. Она и предложила Гарпам поселиться в родовом особняке Филдзов на берегу бухты Догз-хед, где она могла ухаживать за всеми и где ей помогал шум прибоя, отвлекающий от тягостных воспоминаний. Всю дальнейшую жизнь шуршание волн будет напоминать Данкену Гарпу месяцы выздоровления. Бабушка меняла ему повязки, и целительный соленый ветер с океана, точно бальзам, омывал впадину, где был когда-то правый глаз. Отцу с матерью невыносимо было видеть пустую глазницу, а у Дженни был огромный опыт лечения ран. В ладонях бабушки Данкен увидел и свой первый искусственный глаз.

— Смотри, — сказала ему Дженни, — он большой, карий, правда, не такой красивый, как левый глаз, но это ничего. На первых порах будешь поворачиваться к девушке левой стороной.

Конечно, феминистке вроде бы не пристало говорить такие слова, но Дженни всегда уверяла, что она прежде всего сестра милосердия.

В ту мартовскую поездку Данкен захватил место между сиденьями рядом с отцом, от толчка его бросило вперед, и острый, без рукоятки рычаг пропорол ему глаз. Правая рука Гарпа метнулась к сыну — жизнь он ему спас, а глаз спасти не успел. Данкен сломал еще три пальца, они попали в замок ремня безопасности.

По всем оценкам, скорость «вольво» была не больше тридцати — тридцати пяти миль[40] в час, но удар получился чудовищный. Полуторатонный «бьюик» не сдвинулся ни на дюйм, а детей тряхнуло так, что их постигла участь яичек в хозяйственной сумке, вылетевших из гнезд яичной коробки. Внутри «бьюика» толчок тоже ощутился достаточно сильно.

Голову Хелен бросило на колонку руля. Удар пришелся ниже затылка. У детей борцов шеи часто бывают крепкие. Хелен не сломала свою, хотя ей пришлось почти шесть недель носить корсет, а боли в спине мучили ее до конца жизни. Правая ключица оказалась сломанной, наверное, от удара о колено Майкла Милтона, переносица рассечена (наложили девять швов), скорее всего, пряжкой от его ремня. Рот захлопнулся с такой силой, что два зуба сломались и на язык пришлось наложить два аккуратных шва.

Сначала ей показалось, что она откусила язык; во рту, полном крови, явно что-то плавало. Но голове было так больно, что она побоялась сразу открыть рот. Правой рукой она пошевельнуть не могла и выплюнула то, что казалось ей языком, в левую. Но это был не язык, а примерно три четверти пениса Майкла Милтона.