Мир от Гарпа

— Нет, нет, я не преувеличиваю. Какой в этом смысл? — возражал Вулф. — У него всегда был собственный угол зрения и прекрасный язык. Но главное — собственное видение мира; он видел его не так, как другие. Правда, на какое-то время он сбился с пути, но в последней неоконченной книге опять стал самим собой. В нем снова проснулось воображение. «Пансион Грильпарцер» — его лучшее произведение, но недостаточно самобытное; правда, он был тогда еще слишком молод; такую вещь мог бы написать и кто-то другой. «Промедление» — блестящий первый роман, по-настоящему оригинальный замысел. Но он хорош именно как первый роман. «Второе дыхание рогоносца» — забавная вещь и самое лучшее название. Тоже самобытное произведение, но это всего лишь роман о нравах, не очень глубокий. Разумеется, самое оригинальное творение Гарпа — «Мир от Бензенхейвера», пусть даже это чистой воды мелодрама. Только слишком уж он тяжелый: как непропеченный пирог — продукты хорошие, а сыроват. Я в том смысле — кто захочет его есть? Совершить над собой такое насилие?

— С твоим отцом было нелегко иметь дело; он никогда ни в чем не уступал. Но в этом-то все и дело: он всегда шел своей дорогой, в какие бы дебри она его ни заводила. Зато она всегда была его собственная. К тому же он был очень честолюбив. В восемнадцать лет дерзнул писать обо всем человечестве. Ведь тогда, в сущности, он был ребенок, подумать только. Затем какое-то время, как и многие другие писатели, он мог писать только о себе, но и тогда все равно выходил на общечеловеческие темы — хотя и не столь явно. Потом ему надоело писать «воспоминания», и он вновь обратился к судьбам человечества. Только-только приступил к этому. Боже мой, Данкен, вспомни, ведь он был совсем молодым человеком! Тридцать три года!

— И сил было предостаточно, — добавил Данкен.

— Он, без сомнения, столько бы еще написал, — посетовал Вулф, но приступ кашля заставил его умолкнуть.

— Он совершенно не умел отдыхать, — продолжал Данкен. — Так что, наверное, он так и так скоро бы сгорел.

Продолжая кашлять, Джон Вулф помотал головой — осторожно, чтобы не сдвинуть трубку в горле.

— Он? Сгорел? Никогда, — прохрипел Вулф.

— Все писал бы и писал? — спросил Данкен. — Ты думаешь?

Кашляя, Вулф кивнул. Он так и умер, кашляя.

Разумеется, и Роберта и Хелен присутствовали на его похоронах. Сплетники не оставили этот факт без внимания, в маленьком городке Нью-Йорке уже давно поговаривали, что Джон Вулф присматривал не только за литературным наследием Гарпа. Но, зная Хелен, было невозможно заподозрить ее в каких-либо других отношениях с Джоном Вулфом, кроме дружеских. Когда до Хелен доходили слухи о какой-нибудь ее связи, она только смеялась. Роберта Малдун реагировала более остро.

— С Джоном Вулфом? — говорила она сплетнику. — Хелен и Вулф? Да вы, наверное, шутите.

У Роберты были основания для такой уверенности. Во время набегов на Нью-Йорк она сама пару раз виделась с Джоном Вулфом в интимной обстановке.

— Подумать только, я когда-то смотрел твою игру! — сказал он однажды Роберте.

— Ты и сейчас имеешь такую возможность, — заметила Роберта.

— Я говорю про футбол, — уточнил Джон Вулф.

— Есть игры и получше футбола, — отпарировала Роберта.

— У тебя все получается прекрасно.

— Неужели?!

— Честное слово, Роберта.

— Все мужчины такие обманщики, — сказала Роберта Малдун; она-то знала, что это правда, поскольку сама была когда-то мужчиной.

Роберта Малдун, в прошлом Роберт Малдун, 90-й номер команды «Орлы Филадельфии», переживет Джона Вулфа, как почти всех своих любовников. Правда, Хелен ее пережила, но все равно Роберта прожила достаточно, так что успела полностью освоиться в своем новом качестве. Когда ей было за пятьдесят, она как-то сказала Хелен, что испытывает теперь двойные мучения — пожилого мужчины и пожилой женщины.

— Однако, — добавила она, — эта ситуация имеет и преимущества. Я ведь всегда заранее знаю, что скажет мужчина.

— Что тут такого, Роберта? Я тоже это знаю, — ответила Хелен.

И Роберта разразилась своим оглушающим хохотом; у нее была дурная привычка стискивать друзей в своих медвежьих объятиях, и Хелен в общении с ней приходилось постоянно быть начеку; однажды Роберта так ее обняла, что разбила очки.

Роберте удалось в значительной мере побороть свою эксцентричность. Способствовало этому чувство ответственности перед Фондом Дженни Филдз; она правила им с таким рвением, что Эллен Джеймс прозвала ее «генератором».

— Ха! Это Гарп был «генератор», — поправила она Эллен.