Мир открыт для добра

В поселке Красный камень почти двести жителей. Необходимо, чтобы они чувствовали себя на озере хозяевами. В отличие от гостей, тех двадцати тысяч человек, которые приезжают отдыхать в летние месяцы.

Собрать бы жителей поселка и сказать им: дорогие товарищи, вы живете на берегу чудесного озера, в курортной зоне, среди прекрасной природы. Люди приезжают на два дня, на неделю, на месяц — и тому рады. А вы живете тут круглый год. Цените это. И возьмитесь-ка навести порядок на берегах озера. Сами берегите природу, охраняйте ее от тех, кто приезжает сюда ее потреблять. Это ваше кровное дело. Больше некому.

Сказав эти слова, добавить бы: поскольку вы тут хозяева, то имеете право… На что? Ну, например, на место (по указанию лесничего), где заготавливать дрова. Еще что? Ну, на сенокосный участок. На пастбище. Еще что? Ловить рыбу, даже ставить сеть, положим, одну в определенные сроки.

И все это — официально!

Тогда общественный инспектор не один, а вместе с односельчанами (с большинством из них) будет следить за порядком на озере.

Психология местного жителя известна: жить в лесу — без дров, жить у воды — без рыбы? Кто-то скажет: одним разрешить, а другим — запретить? Несправедливо! Но справедливее ли грабить озеро всем без разбору, чтобы в конце концов никому ничего не досталось?

ОСЕНЬ НА ЗЮРАТКУЛЕ

В пуховом платке, в шерстяных носках и калошах, опершись на жерди изгороди, стоит баба Нюра и смотрит на Зюраткуль.

Озеро спокойно. На том берегу чернеет, отражаясь в воде, частокол Долгого ельника. Слева от него уходит в низкие леса Черный кыл (протока), справа — Большой кыл. Еще правее полого поднимается голубой силуэт Нургуша, а ближе — зелено-оранжевая гора Лукаш. Вместе со своим четким отражением в воде Лукаш образует диск или, может быть, линзу-чечевицу почти идеальных очертаний. На темном фоне едва различима лодка, от которой тянется ослепительно белый и прямой, как выстрел, след: кто-то из рыбаков долго плывет к берегу.

С детства помнит эти места баба Нюра. Всего несколько лет не бывала она здесь: муж, белорус, увез ее на родину как раз перед войной. Два года партизанили в белорусских лесах. После войны вернулись на Урал. Стоял тут, у Каменного мыса, дом, тоже с детства знакомый, да сгорел. Зиму баба Нюра зимует в Сатке у дочери, а как только малость потеплеет, выбирается на Зюраткуль и живет на озере до самой осени.

В Сатке одолевает бабу Нюру бессонница, голова болит, а здесь все как рукой снимает — никаких таблеток, капель. Воздух тут легкий. А вода в озере — врачи приезжали, пробу брали — пейте, сказали, и даже не кипятите. А ягод, грибов сколько! Нынче малины было пропасть. С дочерью за три часа ведро набрали — пахучая да сладкая, куда до нее садовой. Клюква бывает. Рядом с Долгим ельником торфяники тянутся. Прежде там торф резали. Если тропку не запомнил, туда ходить опасайся: надо знать, куда ступить. Туда-то, на болото, за клюквой ходили. А бруснику надо на Нургуше искать. Сесть на лодку, переплыть на тот берег, поближе к хребту — без брусники не останешься. Ну, а грибов, если к сроку, везде наломать недолго.

Есть у бабы Нюры стаечка, клочок земли огорожен — тут она весь день и проводит, какое ни есть дело себе находит.

Солнце опускается к далеким хребтам. Мы прощаемся с бабой Нюрой и возвращаемся к Каменному мысу, где одиноко стоят три старые лиственницы. Мелкое дно у берега сплошь усеяно плоскими слоистыми камнями с коричневым налетом, отчего и сама вода слегка коричневая. Сам мыс — это тоже слоистые глыбы, наискосок выпирающие из недр: горное озеро разлилось в каменной чаше.

Уже сумрачно под пихтами на берегу. Здесь закопченные валуны, зола. Легко вообразить: горит костер, кипит в котелке уха, люди сидят у огня. Не слышно их голосов, не различить их лиц — и вдруг почудится, что это не наш век и даже не древний, а немыслимо далекий мезолит, когда здесь так же горел в ночи костер и люди сидели у огня.

На Каменном мысу археологи открыли стоянки первобытных людей. Если порыться, наверное, можно тут найти в земле каменный топор, такой же, как в витрине музея в Сатке, топор, который держал в ладони человек, облаченный в звериные шкуры. Или отыщется серьга, которой украшала себя красавица неолита. Или грузило попадется — камешек с двумя отверстиями: шесть тысяч лет назад тут ловили рыбу, тех же налимов…

Странно. Ну, где-то в долине, в пещерах, у теплых озер жили древние люди. Это понятно. Но зачем они забирались сюда, к этому холодному озеру, лежащему в горах на высоте свыше семисот метров, с его зимней стужей и заносами, с его низкими грозами и «тягунчиками» даже в летние вечера? Уж на что тесно живет человек ныне, а на Зюраткуле жителей раз-два и обчелся. И даже приверженность к озеру бабы Нюры не совсем понятна нам. А тогда? Такой простор. Где хочешь селись. А люди пробирались сквозь лесные дебри к горному озеру…