Ее заболевание, скорее всего, вызванное многолетней работой в компьютерной компании, – это классический пример болезни, которая известна медицине только с 1891 г.; ее появление стало одним из побочных эффектов внезапного всемирного распространения электрической техники. Связь этой болезни с электричеством была открыта лишь век спустя. Хотя сейчас она считается невероятно редким генетическим заболеванием, поражающим от силы одного человека из пятидесяти тысяч, изначально предполагалось, что она поражает не менее 10 % населения. Ее якобы «редкость» – это в первую очередь результат поведения медицинского истеблишмента, который после Второй мировой войны решил просто спрятать голову в песок.
В конце 1940-х гг. практикующие медики столкнулись с невозможным противоречием. Большинство синтетических химикатов были ядовиты. Тем не менее после войны человечество научилось легко и дешево производить продукцию из нефти, и эта продукция могла заменить практически все потребительские товары, какие можно представить. Теперь благодаря зарождавшейся нефтехимической промышленности, которая дарила нам «Лучшую жизнь с помощью химии»[228]
, синтетические химикаты готовы были получить повсеместное распространение. Мы носили их, спали на них, стирали ими одежду, мыли волосы, посуду и полы, купались в них, изолировали ими дом, стелили на пол ковры из них, опрыскивали ими культурные растения, лужайки и домашних питомцев, хранили с их помощью еду, покрывали ими посуду, упаковывали в них покупки, увлажняли кожу и ароматизировали свои тела.У медиков было два варианта. Они могли изучить воздействие на здоровье сотен тысяч новых химикатов, как отдельно, так и в сочетании, которые калейдоскопом накрыли наш мир, но это практически невыполнимая задача. Даже сама такая попытка вызвала бы конфликт с быстрорастущей нефтехимической промышленностью, что привело бы к угрозе запрета большинства новых химикатов и удушению экономического бума следующих двух десятилетий.
Второй вариант – коллективно спрятать голову в песок и притворяться, что население мира не будет отравлено.
Экологическая медицина как специальность появилась в 1951 г., ее основателем был доктор Терон Рэндольф[229]
. Ее создание было необходимо: масштабы отравления стали слишком огромными, чтобы их можно было полностью игнорировать. Одного количества болеющих пациентов, брошенных медицинским истеблишментом, оказалось достаточно, чтобы создать спрос на специалистов, которые умеют распознать по крайней мере некоторые из последствий контакта с новыми химикатами и лечить развивающиеся после этого болезни. Но медицинский мейнстрим закрывал глаза на эту специальность, словно ее вообще не существовало, а специалисты подвергались остракизму со стороны Американской медицинской ассоциации. Когда я в 1978–1982 гг. учился в медицинской школе, экологической медицины вообще не было в программе обучения. Химическую чувствительность, прискорбный ярлык, который повесили на миллионы отравленных пациентов, вообще не упоминали в школе. Равно как и порфирию – возможно, куда более подходящее название. О ней до сих пор не говорят ни в одной медицинской школе США.Повышенную чувствительность к химикатам, как мы помним, впервые описал нью-йоркский врач Джордж Миллер Бирд, который считал ее симптомом нового заболевания. Первоначальная электрификация общества посредством телеграфных проводов принесла с собой целое созвездие жалоб на здоровье, известное как неврастения; эти жалобы включали в том числе склонность к аллергии и значительно пониженную стойкость к алкоголю и наркотикам.
К концу 1880-х бессонница, еще один заметный симптом неврастении, получила настолько широкое распространение в западной цивилизации, что торговля снотворными пилюлями и микстурами превратилась в большой бизнес; новые формулы появлялись на рынке чуть ли не ежегодно. Бромиды, паральдегид, хлораль, амилгидрат, уретан, гипнол, сомнал, каннабинон и другие успокоительные слетали с аптечных полок, удовлетворяя отчаянную потребность во сне, а потом и неудержимую тягу к самим средствам, при длительном применении нередко вызывающим привыкание.
В 1888 г. к этому списку добавилось еще одно лекарство. Сульфонал был снотворным средством, имевшим хорошую репутацию благодаря быстрому действию, отсутствию привыкания и сравнительно малому числу побочных эффектов. У него была лишь одна проблема, которая стала широко известна лишь после трех лет применения: сульфонал убивал людей.