Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э.

Илл. 7. Свадьба аристократа IV века. Жених и невеста, может быть, и были христианами, но само (великолепное) мероприятие было откровенно языческим. Фрагмент крышки свадебной шкатулки «Секунда и Проекты». Британский музей, Лондон. © The Trustees of the British Museum.

Новые правящие классы нуждались в ученых, а те, в свою очередь, становились чиновниками и, временами, господствовали при дворе. Авсоний (ок. 310 – ок. 395), поэт из Бордо, стал éminence grise28 Западной империи. Для Августина, молодого человека из бедной семьи в африканском Тагасте (Сук-Ахрас), оказалось возможным стать преподавателем риторики в Милане в тридцатилетнем возрасте (в 384 году) и обдумывать должность провинциального правителя и союз с местной знатью в качестве следующей ступени карьеры. В греческих частях империи сплав традиционного ученого и нового бюрократа сыграл решающую роль. Основу бюрократической машины, впитывавшей таланты, как губка, составляли именно люди, причастные этой единообразной и консервативной культуре. Постоянный наплыв провинциалов в Константинополь, которых требовалось тщательно воспитывать при помощи классической греческой литературы, придавал византийскому правящему классу сходство с обманчиво-спокойной гладью мельничного канала. Из их среды выходили профессиональные чиновники и правители провинций. Именно они будут писать историю Византии в последующее тысячелетие. Их культура была настолько единообразной, что ее последний представитель при османских султанах в конце XV века писал историю своего времени все еще в манере Фукидида.

Следует остановиться на двух чертах этого нового правящего класса. Во-первых, наряду с неприкрытым карьеризмом существовало искреннее стремление создать элиту. Классическая культура поздней Античности была подобна высокой пирамиде: она тянулась к «аристократизации», к созданию людей, «благодаря укоренившейся дисциплине поднявшихся над массой обывателей»29. Прилежно усваивая классические литературные стандарты и следуя в поведении образцам античных героев, эти люди искали стабильности и определенности, которую они не могли найти в бессознательном следовании традиционному образу жизни. Они были людьми, которые болезненно сознавали, что многие из их роз привиты на совершенно неокультуренный корень. Только строгое стремление к совершенству древних могло спасти тех, кто отстранился и от санкций традиции, и от самих себя. Юлиан Отступник (361–363) искренне верил, что его брат Галл «одичал», в то время как он сам был «спасен» богами, которые обеспечили ему университетское образование30. Неудивительно, таким образом, что язычники и христиане на протяжении IV века так яростно спорили: литература или христианство является истинной пайдейей, истинным образованием? Ведь обе стороны чаяли спасения в образовании. Человек, который обработал и отполировал себя как статую с помощью приверженности классике, являлся высшим идеалом. Его изображают на саркофаге спокойно глядящим в открытую книгу – «мужем муз», святым классической культуры. Вскоре он станет святым: христианский епископ с открытой Библией, вдохновенный евангелист, склонившийся над листом пергамента, являются прямыми потомками позднеантичного портрета ученого мужа.

Илл. 8. Человек культуры – в своем учительском кресле (прототип епископской cathedra), рядом со шкафом, который заполнен древними свитками с классическими текстами. Римский рельеф. – Саркофаг с греческим врачом. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

Илл. 9. От человека культуры к евангелисту. Апостол Матфей из имперского Евангелия, Ахен, до 800 года н. э. Музей истории искусств, Вена.