Мир приключений, 1923 № 03

— Это случилось тринадцатого сентября прошлого года. Я читал в спортивной прессе об этом матче, — сказал Манфред, а Гонзалез с упреком взглянул на него.

Когда они остались одни, Манфред сказал: — что касается клыков…

— Поговорим о чем-нибудь другом, — перебил его Леон.

…………………..

СЕКРЕТ ГРАФИНИ БАРБАРЫ Рассказ Анри ле-Ренье

Человек, странную исповедь которого я предлагаю вашему вниманию, происходил из знатной венецианской семьи. Я говорю — происходил, потому что в тот момент, когда я познакомился с этим документом, автора его уже не было в живых. Несколько недель назад он умер в госпитале на острове Сан Серволо, где провел последние годы жизни.

Несомненно, это обстоятельство и побудило любезного директора убежища для умалишенных передать мне любопытную рукопись своего пациента.

Медико-психологические исследования, которыми я занимался в госпитале Сад Серволо, и рекомендательные письма расположили директора в мою пользу. Вполне уверенный, что я не злоупотреблю признаниями его покойного пансионера, он разрешил мне переписать рукопись. Я предлагаю ее теперь вниманию читающей публики.

Я не испытываю никаких угрызений совести, предавая огласке этот документ. События, о которых в нем говорится, произошли около двадцати пяти лет тому назад. С тех пор я давно отошел от научных исследований, привлекших меня в Венецию.

В то время я был до такой степени погружен в свою работу, что живописная красота города Дожей не производила на меня ни малейшего впечатления. Мимоходом осмотрел я знаменитые памятники старины и не сумел погрузиться в великий покой этого единственного города в мире, где человек может уйти от современной жизни.

Не без оттенка презрения отношусь я теперь к моему образу жизни в Венеции. Базилика св. Марка казалась мне не заслуживающей внимания, а палаццо Дожей я удостоил самым поверхностным осмотром. Безразличие мое простиралось до такой степени, что я поселился напротив вокзала, прельстившись удобством и скромной ценой помещения. Повидимому, в ту эпоху чувство красоты было совершенно атрофировано во мне. Самыми интересными местами в Венеции я считал кафе Флориани, славившееся своим шербетом, остров Лидо, где я любил купаться, и Сан Серволо, любезный директор которого, заинтересованный моими исследованиями, делился со мною своими наблюдениями.

Славный человек был этот директор! У меня сохранились самые теплые воспоминания о наших бесконечных разговорах в его рабочем кабинете на острове умалишенных.

Окна комнаты выходили на террасу, окруженную темными кипарисами. Мы часто сидели там по вечерам, наслаждаясь спокойствием и тишиной, изредка прерываемой глухим завыванием, доносившимся из отделения буйных, и писком крыс, копошившихся в тине у подножия стены, во время отлива.

В один из таких вечеров на террасе директор показал мне этот документ, который я переписываю здесь.

_____

Остров Сан Серволо.

12 мая.

Теперь, когда все считают меня сумасшедшим, и я до конца своей жизни обречен томиться в стенах этого убежища, ничто не мешает мне правдиво передать те события, которые привели к моему заключению.

Но пусть не думают те, кто, может быть, прочтет эти строки, что они имеют дело с маньяком, считающим себя жертвой врачебной ошибки и возводящим бесконечные обвинения на своих родных, лишивших его свободы. Нет! далек от мысли жаловаться на свою судьбу и протестовать против меры, примененной ко мне. Ни разу, с тех пор как я здесь, мысль о побеге не соблазняла меня. Напротив — моя келейка в Сан Серволо всегда казалась мне не тюрьмой, а желанным приютом. Она дает мне чувство безопасности, которое я не сумею найти в другом месте, и у меня нет ни малейшего желания ее оставить. Я благословляю толстые стены и крепкие решетки, навсегда отделившие меня от людей, — особенно тех, кто взял на себя смелость судить дела человеческие.

Если даже какому-нибудь судье случится прочесть эти строки, он не придаст им значения, и его карающая рука не коснется меня по той простой причине, что я признан сумасшедшим. Это незаменимое качество дает мне возможность говорить свободно.

Безумие служит мне защитой. Я сделал все возможное, чтобы подтвердить диагноз врачей. Когда меня привезли в Сан Серволо, я катался по земле, бросался на сторожа с явным намерением задушить его и болтал такой вздор, что минутами сам начинал сомневаться в своем рассудке. Я должен был укрепить свое положение, чтобы мирно пользоваться всеми его преимуществами.

Вы, конечно, догадались, что я совсем не сумасшедший. Выслушайте мою историю и судите сами. Я пал жертвой одного из тех ужасных приключений, которым люди отказываются верить, потому что они смущают слабый человеческий разум.

С детства я отличался непреодолимой леностью, впоследствии погубив шей меня. Мои родители происходили из знатной, но обедневшей семьи. Несмотря на это, они не жалели денег на мое воспитание. Я был помещен в один из лучших пансионов Венеции, где и познакомился с молодым графом Одоардо Гриманелли.