Мир приключений, 1926 № 06

Волга многоводнее Пянджа и на великой русской реке баржи свободно проходили, не боясь мели. Течение на Волге гораздо тише, а здесь до 14 верст в час, и берега Волги ровные, покрытые травой, да изредка лесом, Пяндж-же — река непостоянная и часто меняет свое русло. Тащить каюк можно только идя по нашему берегу, другой берег — Афганский, и здешние бурлаки тащут каюк, на глубоких местах идя по берегу, а на мелких — прыгают все в каюк, хватаются за шесты и, упираясь одним концом в дно реки, а другим себе в пуп, — заставляют каюк двигаться вперед, рискуя ежеминутно полететь в воду за завязшим в дне реки шестом. Когда мель пройдена, снова выскакивают на берег и снова тащут за веревку, идя по берегу. А берега Пянджа зачастую поросли диким колючим кустарником и матросы пробираются сквозь него, разрывая иглами не только свою одежду, но и тело — нередко до крови.

Ни одного матроса каюка вы не встретите с неповрежденным, здоровым телом: у всех потрескавшиеся от жары, пыли и пота руки и ноги и исцарапанное тело.

Когда на пути попадаются скалы, то еще хуже приходится этим несчастным. Как кошки, карабкаются матросы на скалу. Цепляясь и подсаживая друг друга, залезают они на двадцатисаженную высоту над рекой и по такой скале, зачастую почти отвесной, где горные орлы да беркуты вьют гнезда, хватаясь за каждый камешек, плетутся, таща за веревку каюк. А внизу мчится бушующий, как дикий зверь, Пяндж, волнами бьет о скалу и как-будто старается водяными языками достать до вершины ее и слизать оттуда храбрецов.

Цепляясь и подсаживая друг друга, залезают матросы на отвесные скалы, где горные орлы вьют гнезда, и тащут за веревку каюк.

Горе зазевавшемуся в этом месте матросу: сорвется, полетит вниз и никто никогда не найдет его трупа. Все разобьет и изотрет о скалу и унесет Пяндж, а куски мяса, всплывающие наружу, подберут горные птицы. Много, много жизней ежегодно уносит река Пяндж!..

Пищу здешних матросов составляют исключительно пресные лепешки, зеленый чай без всяких сладостей, да раз в сутки — плов. В здешние бурлаки идут исключительно люди, ничего не имеющие и ни с чем не связанные, ни с хозяйством, ни с семьей; одним словом — «пакырь бичера» (люмпен пролетарий).

* * *

Все пассажиры на каюках устроили себе палатки от солнца, хотя жара на воде и не так дает себя чувствовать, как на берегу. Все-таки солнце своими прямыми лучами пропекает насквозь.

В 2-х верстах от пристани в Аму-Дарью впадает река Сурхан, через которую нужно проходить на шестах, и наши матросы, попрыгав в каюк, схватились за шесты, по обычаю уперлись пупом в один конец шеста, а другим — в дно реки, и с кряктеньем, исходящим из недр души, толкали каюк вперед. Сурхан пройден и, снова повыскакав на берег, нас потащили за веревку.

Пройдя с полверсты, мы попали в водоворот. Рулевой не успел направить каюк носом к берегу и быстрым в этом месте течением нас отбросило, повернуло поперек реки. Матросы, уцепившиеся за веревку, попадали на землю. Одной рукой держась за веревку, другой они хватались за колючий кустарник и… замерли. Замер на мгновение и каюк, но только на мгновенье. Вновь набежавшей с пеной и ревом волной толкнуло каюк так сильно, что не выдержал ни кустарник, ни матросы. Людей свалило в общую кучу, вырвались веревки у них из рук и каюк наш боком понесло назад вниз по течению, как щепку, и далеко пришлось бы нам проплыть, может быть даже до Аральского моря, если бы то же течение само не пришло к нам на помощь.

Поиздевавшись над бессилием человека, оно прибило нас к берегу снова у той же пристани, откуда мы начинали путешествие. Матросы, оставшиеся по ту сторону Сурхана, кто вброд, кто вплавь, поспешили к нам на помощь и наш путь начался сначала.

Опять через Сурхан пошли на шестах. Тут уж, видя серьезное положение, и все пассажиры взялись за шесты и стали помогать матросам, но в наших неопытных руках дело спорилось плохо. У двух товарищей течением вырвало и унесло шесты, а за шестом и сам пассажир полетел в воду, но успел ухватиться руками за борт каюка и мы его втащили.

Сурхан — пройден. Снова матросы повыскакали на берег, схватились за веревку, а за ними вышли и мы все, в том числе и женщины, и все, уцепившись за веревку, стали помогать матросам.

Снова подходим к злополучному водовороту и у всех одна мысль: проплывем-ли? Не сорвет-ли снова? А в затоне кто-то невидимый, точно гигантским бревном мешает и крутит воду, размешивая как чайной ложечкой в стакане чая. Получается большое окно, в которое втягивается с поверхности все, не осилившее этой стихии, доходит до дна и выбрасывается снова на поверхность далеко вниз по течению, но уже в другом, неузнаваемом виде и форме. Вот нос каюка почти у самого края окна и в это время раздался зычный голос дарги:

— О, бэрекалэ, бэрекалэ, зурма работай! (о молодцы, молодцы, сильно поднажми!).