Поэтому Терентий согласился везти Елизарова очень неохотно. И только когда с вечера стал накрапывать дождь, он повеселел. А дождь, по приметам, обещал быть затяжным. Для езды летом самоед всегда выбирает дождливую погоду. Оленям легче тянуть сани по мокрой траве, да и комаров с оводами в такое время нет.
Елизаров одел резиновый плащ и вышел из чума. Дождь все еще моросил. Под серым, низко нависшим небом лежала унылая равнина тундры. Однообразным, пепельно зеленым ковром она растилалась во все стороны. Только далеко на севере виднелись белые пятна озер, а за ними, едва заметной для глаза волнистой линией, начиналась горная тундра. Там лежал «Камень», как самоеды называют высокую северную часть Канина полуострова.
С запада к чуму подходило, гонимое собаками, стадо оленей. Оно двигалось медленно, то разбегаясь, то снова собираясь в кучу. В стаде голов можно было насчитать до пятисот. Молодые, резвые неблюи (телята), грациозно закинув назад рога, с коротким басистым хрюканьем далеко отбегали в сторону. Останавливались, вытягивали тонкие шеи, прислушиваясь к лаю собак. Потом, завидя бегущую в обход собаку, нацеливались на нее рогами, делали несколько игривых наскоков и уносились обратно к стаду. Старые быки подходили к чуму степенно. Они шли передом, важно побрякивая медными колоколами на шеях, и только изредка поводили огромными ветвистыми рогами по сторонам, с достоинством озираясь на назойливых собак. Важенки (самки) шли без всякой важности. Они не упускали случая на пути подобрать разбросанные то там, то сям белые пучки вкусного ягеля (олений мох), или быстро отскубнуть светло-зеленый листок молодой юры.
— Смотри, Терентий, туман! — крикнул Елизаров самоеду, показывая рукой на север, когда они уже успели далеко отъехать от чума. — Скоро здесь будет!.. Дорогу то ты хорошо Знаешь? Самоед молча поглядел на север, но ничего не ответил.
Туман быстро приближался. То клубясь, то расстилаясь по тундре, он надвигался непроницаемой дымной лавиной. Минут через пять олени двигались уже в густом тумане. На десять саженей вперед ничего не стало видно. Даже Терентий, сидевший на передних санях, казался Елизарову каким-то прозрачным видением. А тянувших его сани шестерых оленей почти совсем нельзя было разглядеть.
— Хорошо, если туман к ночи рассеется, — думал он. — A tern северный ветер продержит его над тундрой несколько дней?.. Что тогда? — В сердце Елизарова закралась тревога. «Тогда» значило бы опоздать на пароход. А ведь пароход не станет ожидать его больше дня у пустынного берега. Пришлось бы ожидать зимы, когда сами самоеды начнут двигаться на юг к своим зимним стоянкам.
С момента отъезда прошло около четырех часов., Туман все не редел. Олени, разостланный на санях мех и даже плащ Елизарова покрылись холодным мокрым инеем. Промозглая густая сырость проникала через одежду. Елизаров стал дрогнуть. Чтобы согреться, он выскочил из саней и зашагал рядом.
— Цо!.. цо!.. цо!.. — доносился из тумана голос Терентия, погонявшего оленей.
— Ну как, Терентий, половину проехали? Или нет еще? — поровнявшись с самоедом, спросил Ешзаров.
— Проехали, забыть![1]
—хмуро кинул тот, тыча в зад оленя своим длинным хореем. — Цо!.. цо!..Елизаров больше не стал спрашивать. Он по опыту знал, что если самоед особенного беспокойства не проявляет, значит, все обстоит благополучно. С этой мыслью этнолог возвратился к своим саням. Нахлобучил на себя летний совик из черного бобрика и решил прилечь.
Сани скользили ровно, без толчков. Туман, похитивший кругом весь мир, стал овладевать и телом, проникать в мозг. Через минуту Елизаров забылся в каком то холодном, слепом полусне.
Когда этнолог пришел в себя — сани стояли. Возле лежали олени. От их тел поднимались теплые струйки пара и смешивались с туманом. На передних санях самоеда не было. Торчал только воткнутый в землю хорей.
В тундре никаких дорог нет. Этнолог хорошо знал, что самоеды ориентируются в пути по речкам, озерам и сопкам, которые изредка попадаются среди болот. В горной тундре они даже сами складывают из камней такие руководящие «знаки».
В ожидании Терентия, Елизаров вынул трубку, закурил. Потом взглянул на часы. Стрелка показывала семь часов вечера. Туман стал гуще и серее. Вокруг было подавляюще тихо. Даже ровное дыхание неподвижно припавших к земле оленей казалось Елизарову дыханием самой земли, уснувшей в объятиях тумана.
Но вот тишину нарушили чавкающие по болоту шаги. Вслед за тем из тумана вынырнула фигура Терентия. Чупа на его голове и малица были покрыты инеем. Черные самоедские сапоги — бахилы блестели от воды.
— Что, Терентий, заблудились?
— Заблудились, паря! — Самоед со вздохом усталости сел на сани рядом с Елизаровым.
— Ты чего ходил искать?
— Речку искал!.. Рассоха[2]
) Шойны!.. Шойну падат! Кругом ходил!.. болото увяз!..— Как же мы теперь поедем?