— Ну хорошо… — Генерал уселся в свое кресло. — Не ваша вина, что вы этого не знали, ведь в научной литературе это не публиковалось. Итак, ближе к делу. Вы, конечно, прекрасно представляете себе, какую опасность несут эти русские ракеты из нейтриума. С помощью их русские смогут захватить все околоземное пространство. Таким образом, — генерал повысил голос, — этот «телескоп», на который вы ухлопали весь нейтриум, какой только смогли сделать за эти годы, должен стать нашим первым пунктом в проекте под названием «космическая оборона». Нужно усовершенствовать «телескоп». Нужно пристреляться по Луне и ближайшему пространству так, чтобы, когда понадобится, мы смогли послать в любую точку нейтриум-снаряды с ядерной взрывчаткой. Пока что ваш «телескоп»-единственное, что мы можем противопоставить русским ракетам… — Хьюз помолчал. — Ну, а из каких, так сказать, научных побуждений мы это будем делать: для установления, есть ли жизнь на Луне, для проверки ли русских данных или для анализа лунной поверхности, — это нам потом придумают газетчики и дипломаты. Важно, чтобы к тому времени, когда у русских появятся первые базы на Луне и спутниках, они были под прицелом. Игра переносится в Космос! Нам не придется особенно церемониться, я думаю. Слава всевышнему, на ночное светило и пустоту еще не распространяются нормы международного права. И нам нужно торопиться. Русские в последнее время стали работать что-то слишком быстро…
Генерал встал, посмотрел на часы, потом на Вэбстера, на лице которого уже не осталось и следов от прежнего высокомерного выражения.
— Так… Теперь в Нью-Хэнфорд! По пути обсудим подробности предстоящего дела…
НОВЫЕ ПОИСКИ
Луна плыла над городом, великолепная в своем холодном сиянии, украшая южную ночь. Она, как заботливый декоратор, прикрыла весь мусор и беспорядок дня, расстелила блестящие дорожки на обработанном шинами асфальте улиц, приглушила резкие дневные краски домов, заборов — будто набросила на них серо-зеленую пелену тишины и задумчивости. Луна плыла высоко над домами, парками, улицами, круглая и прекрасная, как лицо восточной красавицы. И звезды тушевались в ее сиянии.
В такую ночь многим не спится. Бродят по улицам строгие молодые мечтатели; ликуя и улыбаясь до ушей, возвращаются домой ошалевшие после семичасовой прогулки с любимой девушкой влюбленные; навстречу им попадаются сомнамбулические пары, совсем забывшие о течении времени. Вспыхивает за Днепром трепещущее зарево над металлургическим заводом — там выпускают плавку. Грохочет за домами ночной трамвай-грузовик. Не стесняемая прохожими, летит по магистральному шоссе автомашина, рассекая темноту двумя пучками света; и долго еще слышен певучий шелест покрышек об асфальт.
В такую ночь бродил по городу пожилой лысый человек в пиджаке нараспашку, на носу очки, в зубах папироса, руки в карманах, — профессор Иван Гаврилович Голуб. Он ходил по улицам, окунувшись в серебристо-зеленое сияние, мимо молчаливых домов и деревьев, шел задумчиво и неторопливо, будто по кабинету.
Он так шагал уже давно: мысли захватили его еще днем, в лаборатории, и после работы он так и не дошел до своей квартиры.
Сегодня все недодуманные, все мелькнувшие в спешке мысли завладели им, будто он вдруг наткнулся на не дочитанную когда-то интересную книгу.
Луна висела над домами, крыши лоснились в ее свете. Иван Гаврилович прищурился на нее — как-то сразу шевельнулись молодые воспоминания — и, усмехнувшись им, он буркнул:
— Ничего, матушка, вот скоро к тебе в гости летать начнем!..
Мысли снова вернулись к недавней дискуссии в институте. Иван Гаврилович посерьезнел: все-таки здорово они его пощипали, эти теоретики, — Александр Александрович Тураев и его «сотрудники по интегралам». Как ловко они доказывали ему, что он, профессор Голуб, не понимает того, что открыл, не понимает нейтрида!
В том же институтском конференц-зале, где когда-то он выдвинул идею нуль—вещества, теперь за кафедрой стоял Александр Александрович и говорил своим звонким тенорком, то и дело поворачиваясь к нему, Голубу, будто и не было в зале других оппонентов:
— Мало получить нуль—вещество, мало назвать его нейтридом. Нужно еще понять, определить его место в природе… А мы не знаем, что это за штука, — да, не знаем!.. — Он сердито хлопнул по борту кафедры ладонью. — Вы скажете… — он снова повернул изжелта-седую бородку в сторону Голуба, — вы скажете: «Но позвольте, мы измерили его плотность, механическую прочность, его… э-э… радиоактивную прочность, тепловые свойства… Вот цифры, вот графики…» Я знаю эти цифры — они потрясают воображение. И все-таки это не то! Ведь и уран не был ураном, пока знали только, что это серебристо-белый металл с удельным весом 18,7, тугоплавкий, не растворяется в воде, но растворяется в сильных кислотах… Понадобилось заглянуть внутрь атома, чтобы понять, что такое уран. Так и теперь: мы не знаем главного в нейтриде, не знаем тех необычных свойств, которых нет и не может быть у обыкновенных веществ, тех свойств, для которых еще нет названия…