Мир приключений 1959 г. № 4

Якин остановил напряжение, чтобы полюбоваться. Теперь в клетке между электродами, ища выхода, разъяренно металась молния; нити разрядов были голубыми и шипели так громко, будто трещало разрываемое полотно. Могучие электрические силы, подчиняясь легкому повороту регулятора, напряглись и рвались сквозь тонкий слой нуль—вещества. Если бы между электродами лежало обычное вещество, даже в тысячи раз толще этой пластинки, то все было бы уже кончено, материал не выдержал бы: треск, громкий щелчок и пробой — маленькая дырочка с опаленными краями. Но путь электрическому току преграждал нейтрид…

Яков снова стал поднимать напряжение. Когда стрелка доползла до 120 киловольт, нити разрядов, угрожающе шипя и треща, собрались в слепящий голубой жгут, огибая пластинку. Между электродами возникла дуга. Тотчас же перегрузочные реле-ограничители с лязгом отключили трансформатор. Все исчезло.

Яков в задумчивости потер лоб. «Нужно попробовать пробить пластинку в трансформаторном масле; тогда можно повысить напряжение раза в четыре». При мысли об этом Якин вздохнул, он не любил иметь дело с трансформаторным маслом — сизо-коричневой густой жидкостью, которая пачкает халат и от которой руки противно пахнут рыбьим жиром и касторкой. Уже несколько месяцев он пытается пробить нейтрид — и все одно и то же: перекрытие по воздуху. Это, конечно, великолепно, когда нейтрид выдерживает сотни и тысячи миллиардов вольт на сантиметр! Но что же это за исследования, если они будут состоять из одних только отрицательных результатов?

Нужно испытывать еще более тонкие пластинки нейтрида — может быть, пленки тоньше ангстрема. Но каково идти на поклон в 17-ю лабораторию, где Голуб, Сердюк, Оксана? Нет, лучше не показываться на глаза, а просто послать лаборантку с запиской…

Якин снова вздохнул.

После дневника Николая Самойлова у читателей могло сложиться одностороннее и излишне категорическое представление о его бывшем однокурснике и товарище Якове Якине. Дескать, это циник, халтурщик, недалекий рвач и так далее. Словом — нехороший человек. Отрицательный персонаж.

Конечно, это слишком поспешное суждение о Якове Якине.

Иные книги приучают нас очень упрощенно судить о людях: если человек криво усмехается — значит, он сукин сын; если герой улыбается широко и открыто, как голливудский киноактер, — значит, он положительный, хороший. В жизни все не так просто.

Если отбросить разные неприятные черты характера Якова Якина: его позерство, неуместные цинические прибауточки, неустойчивость в поступках, то можно выделить нечто самое главное в его жизни. Это главное — стремление сделать большое открытие или большое изобретение.

«Открывать» он начал еще в детстве. Лет девяти от роду, прочитав первую книжку по астрономии, веснушчатый и лохматый второклассник Яша был потрясен внезапной идеей. Телескопы приближают Луну в несколько сот раз, значит, чтобы быстрее добраться до Луны, нужно выпускать ракеты и снаряды через большие телескопы! Тогда до Луны останется совсем немного — несколько сотен километров…

В седьмом классе, после знакомства с электричеством, у него возникла «спасительная» для человечества мысль: человека, убитого током, можно оживить, пропустив через него ток в обратном направлении! Два месяца юный благодетель человечества собирал высоковольтный выпрямитель. Жертвой этой идеи пал домашний кот Гришка…

Знакомство с химией родило новые мысли. Девятиклассник Якин спорил с товарищами, что сможет безвредно пить плавиковую и серную кислоту. Очень просто: чтобы пить плавиковую кислоту, нужно предварительно выпить расплавленный парафин: он покроет все внутренности, и кислота пройдет безвредно; а серную кислоту нужно запивать едким кали — произойдет нейтрализация, и ничего не будет… Хорошо, что в то время не оказалось под рукой кислот.

Немало искрометных идей возникало в его вихрастой голове, пока он понял, что для того, чтобы изобретать, одних идей мало — нужны знания… И совсем недавно, год назад, он понял, что для того, чтобы изобретать, делать открытия, недостаточно иметь идеи и знания — нужны еще колоссальное упорство и мужество.

Он хотел изобретать — и… отказался от величайшего открытия! Отказался, потому что струсил.

Полтора года прошло с тех пор, но и теперь Яков густо краснел при воспоминаниях о том нелепом скандале. Да, конечно, дело не в том, что тогда Голуб накричал на него и он, Яков, обиделся. Он не обиделся, а струсил…

Из окон высоковольтной лаборатории было хорошо видно левое крыло «аквариума», блестели две полосы стекол: «окно» 17-й лаборатории. По вечерам, когда там зажигали свет, Якин видел длинную фигуру Сердюка, мелькавшую за колоннами и бетонными параллелепипедами мезонатора; размеренно расхаживал Голуб, мелькал белый халатик Оксаны… Были и какие-то новые фигуры — должно быть, пришли новые инженеры вместо него и Кольки Самойлова.

Что-то сейчас там делают? Говорят, Голуб начал новую серию экспериментов с нейтридом. Вот бы и ему к ним? Теперь бы он работал как черт!.. Нет, ничего не выйдет: и он не пойдет к ним проситься, и они не позовут.