Мир приключений, 1962 (№8)

Иванов перевалился через борт фуры, и они с Ложкиным переползли за кладь из снарядов. Поднялись на ноги. Оглядываясь по сторонам, Ложкин отцепил от пояса последнюю гранату.

Иванов полез за пазуху и стал лихорадочно шарить там рукой.

Телефонист выкрикивал лающим голосом:

— Русский десант! Да, да, русский десант!.. Я ранен… Автоматчики!.. Да, да! Не меньше взвода…

Ложкин прислушивался к голосу телефониста, вглядывался в серую темень между деревьями, где лежала единственная дорога для их отступления.

Телефонист внезапно замолчал. Вздохнула лошадь и, мотнув головой, звякнула удилами. Стало необыкновенно тихо. И в этой густой тревожной тишине раздался отдаленный гул машины.

Ложкин тихо сказал:

— Ты выронил? Ничего. Сейчас. — Он шагнул к возу.

— Стой! — прохрипел Иванов.

— Сено…

— Вот кажется… Не смей!

— Подожгу сено!

— Не смей! Фриц снимет!

— Я ползком…

— Стой! Вот он! Холера!.. — Иванов держал в руке кирпичик тола, обмотанный бикфордовым шнуром. Поспешно стал разматывать шнур. — Огня!

Он сунул кирпичик в нижний ряд снарядов и ждал. Ему казалось, что Ложкин необыкновенно долго достает зажигалку и как-то вяло, лениво чиркает колесиком о кремень. Наконец затеплился голубоватый огонек.

Ложкин поджег шнур и бросился прочь от снарядов. Он бежал, проваливаясь по колено в снегу, еле различая в густых сумерках просветы между деревьев. Пробежав метров сто, он оглянулся и увидел, что Иванова нет с ним. Остановился, поджидая его.

Машины приближались. По работе моторов Ложкин понял, что они уже сворачивают с шоссе к складу. Машины надсадно заныли на ухабистой дороге. Зашуршал снег, хлестнула ветка. Иванов подходил, толкая кого-то перед собой. Ложкин узнал Михеля. Не сказав ни слова, он опять побежал.

До взрыва оставалось не больше трех минут.

Как ни соблазнительно было укрыться в чаще среди обманчивой тишины елей, Ложкин бежал к линии фронта на первые зарницы осветительных ракет. Надо было вырваться из кольца, которое сейчас, наверное, уже смыкалось вокруг склада.

Жгло грудь, не хватало воздуха, пот заливал глаза, а Ложкин бежал и бежал. Ми-хель упал. Иванов перешагнул через него и, не останавливаясь, из последних сил бежал за товарищем.

Наконец полыхнул малиновый свет.

Ложкин упал. Иванов повалился у его ног. Земля вздрогнула под ними. Взрывы они ощущали всем телом. Их вдавила в мягкий снег упругая волна воздуха. В ушах звенело. В глазах шли красные круги. Несколько секунд им казалось, что они ослепли и оглохли.

Иванов сел, тряхнул головой, спросил:

— Живой?

— Как будто, — отозвался Ложкин, с трудом поднимаясь из снега.

При свете ракет мелкая снежная пыль, поднятая взрывом, сверкала и переливалась в неподвижном воздухе. С треском падали сучья; фыркая взрывали снег осколки.

— Надо смываться под шумок, — сказал Иванов и вдруг, весь насторожившись, навел ствол автомата в прогалину между елей.

— Это Михель, — сказал Ложкин. — Не стреляй!

— Нечистая его несет! — Иванов опустил автомат и вопросительно посмотрел на Ложкина.

Блиндаж был большой, на целое отделение. Фашисты не пожалели дарового леса на стены и пол, выложив их сосновым кругляком. В углу стоял полированный столик на трех ножках, залитый стеарином. Луч карманного фонарика обшарил все углы и остановился на портрете Гитлера. Фюрер хмуро смотрел со стены на русских солдат.

— Хороший блиндаж! — сказал Ложкин, усаживаясь на нары.

— Лес-то ведь наш. — Иванов направил свет фонаря под нары и сел рядом, потом осветил Михеля, замершего у порога. — Садись и ты. Отдыхай, бедолага!

Михель по тону понял, сел на кучку мусора у стены.

Иванов погасил фонарик, подошел к дверям. С минуту прислушивался. Вернулся, сел на нары. Достал кисет. Зашуршал бумагой. Сказал:

— Отдыхают фрицы… Закуривай, Коля, набирайся сил.

— И это неплохо. Давай!

— Устал?

— Немного.

— Какое там! Я хотя вздремнул сегодня на возу. А ты весь день промаячил на козлах. На. Ты что?

— Фу ты! Уснул. Сверни мне папиросу.

— На мою. Да ты сосни немного. Время еще есть. Мы с Михелем подневалим.

— Нельзя. — Ложкин взял папиросу, глубоко затянулся дымом. — Ну вот и прошло. Покурим и двинемся. Хорошая вещь — махра для солдата.

— Одна утеха. Постой! А Михеля что же мы не угостим? Скажи ему — пусть закурит для храбрости.

Ложкин предложил Михелю закурить. Михель ответил:

— Я не курю. Табак вредит здоровью и ведет к непроизводительным затратам.

— Что он там бормочет? — спросил Иванов.

Ложкин перевел ответ Михеля. Иванов закашлялся от смеха, сказал с удивлением:

— Кто бы сказал — не верил, что есть такие на свете. Хватим мы с ним горя!

Ложкин успокоил:

— Я думаю, что он не особенно осложнит обстановку. Вел он себя пока вполне прилично. Как видишь, это очень практичный тип. Ему невыгодно попадаться своим на глаза.

— Пошто?

— Судом дело пахнет. В лучшем случае, попадет в штрафную роту.

— Да, дело его труба. А он не такой уж дурак, как я подумал. Прямо химик.

— Химик?

— Кто же еще? Все до капельки рассчитал. Ты спроси его, почему он все-таки в лесу не удрал от нас.

Ложкин минут пять расспрашивал Михеля.

— Ну, что он там лопочет? — не вытерпел Иванов.