Мир приключений, 1971 (№16)

— Пошли, — мрачно сказал Степанов своему бойцу, — теперь не погуляешь, берем капитана и пошли. Капитаны на дорогах тоже не валяются — ротный будет доволен.

Поздно ночью к советскому штабу три красноармейца вели понурого немца в разорванном кителе. Немец пугливо оглядывался на своих конвоиров, бормоча под нос:

— Рус, рус, не стреляй.

…Вот об этом, по мнению Степана Степановича, очень смешном эпизоде, и рассказывал старичкам на бульваре Степанов-2.

— А? — радостно восклицал Степанов-1. — А? Мы, значит, с пленным, и они с пленным! Ну надо же! Одна идея! А? Одного недоучли — переоделись рано, обмундирование наше, видишь ли, тяжело им было через фронт тащить. Фрицы, что с них возьмешь! Комфорт любили!

— Как же это? — подивился один из старичков. — Выходит, их же жандармы и своего же хлопнуть хотели, так?

— Э-э-э, брат, — махнул рукой Степанов, — что ж, думаешь, им охота под трибунал! Война, кто там будет разбирать — валяются на шоссе полдюжины их и наших. И капут делу. Зато сами целы. Я вот вам расскажу еще не такую историю! Помнишь, Степан, как мы тогда миномет взяли…

Оба Степанова еще долго развлекали своих слушателей разными боевыми рассказами.

Вот об этом и вспоминал Степан Степанович сейчас, торопясь до закрытия в магазин игрушек…

СТУДЕНТ

Дима Каюров, хотя уже две недели ходил в институт, все никак не мог прийти в себя. Да и не он один. На каждой “переменке”, как по привычке называли первокурсники перерывы между часами занятий, они собирались группками и вспоминали жуткую пору экзаменов.

— А помнишь, как Валька заснул, умора, взял билет и спит па нем…

— Нет, погоди, погоди! Ленка, помнишь, все будущие времена на левой ноге записала, а прошедшие — на правой, а…

— …а преподаватель к ней подходит — ой, с ума сойду! — и говорит: “Что это вы, девушка, не по моде? Все теперь в мини-юбках, а вы как курсистка дореволюционная!”

Экзамены, столь страшные, столь немыслимые для преодоления, — пора отчаяния, слез, вздохов, бессонных ночей — теперь представлялись серией веселых и забавных эпизодов, этакий месячник смеха и радостей.

Еще никто не ворчал на раннее вставание, на строгого профессора, недоверчивого декана, на необходимость бегать из одной аудитории в другую, на ужас экзаменов, не таких ерундовых и легких, как вступительные, а настоящих, действительно безумно сложных, немыслимо трудных, за первый курс, за второй, за третий… Тех самых экзаменов, которые через несколько лет будут вспоминаться смешными и забавными.

Приглядывались друг к другу. Приглядывался и Дима Каюров. К профессорам, к соседям, к новым друзьям и товарищам. Это занимало двадцать процентов внимания, остальные восемьдесят процентов занимала Наташа…

К сожалению, внимание было односторонним. Наташа как-то не очень обращала на него внимание. Пришлось прибегнуть к крайней мере — на несколько запоздавший вечер, посвященный поступлению в институт, Дима пришел в новом черном костюме с медалью на лацкане.

Медаль вызвала сенсацию.

— Все медали видел, — восхищался Борис, новый Димин друг, — “Золотую Звезду”, “За взятие Берлина”, “800-летие Москвы”, лауреатскую, а вот “За отвагу на пожаре” первый раз вижу.

Потребовали рассказ о подвиге. Дима мямлил, отнекивался: Наташу позвали к телефону, а без нее не имело смысла рассказывать. Наконец она вернулась.

— Да ничего особенного, — бормотал Дима (выяснилось, что при Наташе или без нее он все равно ничего толком рассказать не мог. И зачем только он нацепил эту несчастную медаль? Болван!). — Иду из школы домой, ну вечером… Они кричат… Я…

— Кто кричит? — спрашивает Борис.

— Ну эти ребята. Они побольше, поэтому и кричат, а тот напугался и молчит…

— Кто молчит?

— Да самый маленький, под кроватью спрятался. Я проходным шел. Там стена такая, всего и выходит-то на нее окон пять. Вечер, народу нет, огня не видно. А дверь оказалась с той стороны заперта, она их заперла и ушла…

— Кто, дверь? — опять спрашивает Борис. (Общий смех.)

— Перестаньте гоготать, — говорит Наташа. — Ну, дальше.

Дима, вдохновленный этим вмешательством, продолжает:

— Да нет — мать ушла, заперла их, а они играть начали со спичками. Ну, банальное дело. Знаете, на коробках пишут: “Не давайте детям…” Словом, загорелось там все. А до парадного надо квартал обегать. Так я и полез по ней…

— По кому? — терпеливо спрашивает Борис.

— По трубе, не перебивай, — неожиданно огрызается Дима и смотрит на Наташу, ища поддержки. — Влезаю — это третий этаж. Ну, влез, а до окна еще по карнизу метров пять переть…

— Идти, — поправляет Наташа.

— Идти, конечно, идти… — торопливо соглашается Дима.

— Добираться, — предлагает Борис.

— Ну, словом, добрался, то есть дошел я, в окно влез. Дым там. Соседи уже поняли, в дверь ломятся. А к ней с моей стороны не добраться — огонь. Я их взял, вокруг пояса веревкой обвязал — веревок там много, не квартира — корабль, для белья, что ли, и прямо из окна осторожно спустил. Двое — пацан лет шесть, девочка тоже лет пять, наверное. Орут, не хотят из окна вылезать. Словом, выпихнул. Спустил. Сам опять по карнизу к трубе. Ну, а уж вниз по трубе-то совсем легко.