То, что с начала войны на островке никого из наших не осталось, Шиканов знал. Немцев островок тоже особенно не интересовал; даже в ту пору, когда они захватили близлежащее побережье, островок оказался незанятым. Во-первых, он лежал вдали от коммуникаций, а во-вторых, море на подходах к острову было усеяно минными полями и банками, и лишь месяц назад здесь протралили узкий фарватер, которым и шел эсминец, когда на него налетели немецкие самолеты. Но может быть, немцы пронюхали про этот фарватер и специально высадили сюда наблюдателей, чтобы они сообщали о проходе кораблей и наводили на них авиацию? Может, эти наблюдатели и навели самолеты на эсминец?
Но следы свежие — тут Колька прав — и ведут лишь в одну сторону — от моря. Может, только этой ночью и высадили-то? Скажем, с катера. От того места, где они лежали с Колькой, это километрах в полутора; мотор катера они могли и не услышать, а может, и не с катера высадили, а со шлюпки.
Следы вели в кустарник, и Шиканов ползком пробирался сквозь него, стараясь не шевельнуть ни одной веточки. Но вот кустарник кончился, начался бор; метров десять по вдавленным в песок иголкам и веткам Шиканов еще определял, где прошел человек, но потом слой опавшей хвои стал толще, и следы потерялись. Он долго лежал, прислушиваясь. Солнце уже позолотило верхушки сосен, и вверху на все голоса распевали птицы. Шиканов вырос в городе и в птичьих голосах не разбирался. Внизу бор тоже был наполнен разнообразными звуками: легким похрустыванием, шорохами, шуршанием. Вот проползла какая-то козявка, и в редкой траве возник звук, похожий на скрип пера по бумаге. Зверек, похожий на мышь, высунул мордочку из-под коры и долго разглядывал Шиканова черными бусинками глаз, потом опять нырнул под кору, издав тоненький писк.
Вот улитка грызет ножку большого гриба, и кажется, слышен хруст. Или это хрустит ветка, которую тащит куда-то вон тот муравей?
Среди этого многообразия звуков Шиканов не услышал ничего подозрительного. Но человек, вышедший на берег, не мог далеко уйти, он был где-то здесь и должен же как-то себя обнаружить. В какую сторону он пошел? А может, и не пошел, а затаился где-то рядом?
Соленой водой разъело рану на руке, и она сильно болела. Эта боль мешала Шиканову сосредоточиться, то и дело возвращая его внимание к ране, заставляя отвлекаться от логического хода рассуждений. А рассуждал он примерно так. Если человек чужой — а похоже, что так и есть, — то он высадился сюда не безоружным. Но если он даже и не вооружен, как с ним справишься одной рукой? Взять его можно лишь врасплох. А как его застанешь врасплох, если даже не знаешь, где он? Значит, надо ждать, когда он себя обнаружит.
Он готов был ждать сколько угодно, но как быть с Колькой? Хотя и наказано ему сидеть тихо и не высовываться, но он может и не послушаться или не выдержать, обнаружит себя, и тогда… Нет, подвергать мальчонку опасности никак нельзя. Лучше держать его возле себя, чтобы, в случае чего, можно было защитить его.
И Шиканов решил вернуться. Теперь он полз еще осторожнее, стараясь не хрустнуть ни одной веткой, и после каждого движения замирал надолго, прислушиваясь к окружающим его звукам, весь сжимался, как пружина, готовый мгновенно вскочить.
То ли от напряжения, то ли от боли в раненой руке у него шумело в голове, глаза застилало дрожащей пеленой — так иногда дрожит над водой марево испарений, искажая предметы и вызывая миражи. И когда он выполз из кустов и увидел в морс шлюпку, то не поверил в реальность ее существования, подумал, что это всего лишь мираж, видение. Он встряхнул головой, но видение не исчезло. Тогда он закрыл глаза и долго лежал, уткнувшись головой в песок. Потом осторожно поднял голову, открыл глаза и сначала обстоятельно оглядел берег. Кусты, узкая полоска пляжа, желтый песок с мелкой разноцветной галькой — все было реальным. Он поднял взгляд и опять увидел шлюпку. Она была милях в полутора от берега, почти в том самом месте, где их с Колькой взрывом сбросило в море; он видел ее совершенно отчетливо, видел даже, как ритмично взмахивают весла. Значит, это не мираж, и те в шлюпке наверняка ищут именно их с Колькой. Значит, корабль жив. От радости он чуть не вскочил и не закричал, но вовремя опомнился и осторожно пополз к тому кусту, где оставил Кольку.
Но Кольки там не оказалось. В том месте, где лежал Колька, осталась лишь яминка в песке. Узкая полоска пляжа в обе стороны была пустынной, только возле мыса бродили по песку чайки, выискивая что-то.
«К БЕРЕГУ НЕ ПОДХОДИТЬ!»
Смысл последних слов, сказанных Шикановым, дошел до Кольки уже после того, как тот скрылся за кустами. «Чужой человек… Значит, кто? Немец? Ну да, такие же рифленые следы он видел тогда, на пепелище…»