Мир приключений, 1984 (№27)

— Не скули! Еще будешь рад, — ответил Кинтана. — Посмотри лучше, правильно ли идем. Я на море — как рыба в пустыне.

— Денег пожалел, мерзавец! За все, что сделал, так платишь? Отпусти хоть сейчас. Я не хочу туда. Мне туда нельзя, — умолял Луис.

— Если поможешь, слово даю: деньги отдам! Да еще расскажешь по радио, как пять дней паршивую справку получить не мог, и про все другое, и про кока-колу, которую пить нельзя…

— Развяжи! Говорю тебе в последний раз. Отпусти, пока берег рядом. Доплыву…

— Идиот, акулы сожрут!

— Не твое дело. Отпусти… Потом пожалеешь.

— Заткнись! Еще угрожать вздумал, — грубо прикрикнул Кинтана.

Гарсия видел, что лодка шла верным курсом — строго на Полярную звезду, поэтому замолчал. Предвкушая удачный исход, он думал: “Погоди, таракан, в золу запрячешься, когда куры пировать станут. Погляжу я на тебя тогда”.

К вечеру следующего дня “Манглес” заметили рыбаки с острова Кай-Саль, взяли на буксир, повели в порт.

Как только они подошли к причалу, Кинтана отправился в селение. Возвратился он менее чем через час в веселом настроении. От него попахивало джином, он был чисто выбрит, одет во все новенькое. Вместе с ним в полицейский участок пришел представитель “Центра кубинских беженцев” в Майами. По предъявлении удостоверения организации Гарсию выпустили.

В отдельном коттедже, где — он был уверен — под видом организации помощи беженцам размещалась резидентура ЦРУ, Гарсия наотрез отказался что-либо говорить. Он потребовал встречи с представителями властей США. Его отправили в Майами. Там офицеру иммиграционной службы он заявил, что он вовсе не Гарсия, а Рамиро Фернандес, что не желает встречи с прессой, что ни один фотограф не должен его видеть и что о нем немедленно следует сообщить руководству “Альфы-66”.

Узнав об этом, Кинтана заволновался. Дело принимало для него явно неприятный оборот. Из-за тысячи долларов портить отношения с руководством “Альфы”… Нет, это не входило в его планы, и он, не задумываясь, заявил американцам и своим из “Движения за возрождение революции”, членом которого являлся, что притащил Гарсию с собой, так как тот связан с кубинской контрразведкой. “Уж очень у этого типа все складно получалось”, — настаивал он в подтверждение. Руководство “Альфы” не поверило выдумке Кинтаны. В нее не поверили и те работники ЦРУ, с которыми Рамиро Фернандес был связан. Однако железный закон подозрительности и недоверия, царящий в ЦРУ, действовал неумолимо. Для Рамиро наступили тяжелые дни.

Встречи с представителями “Альфы” ему не устроили. Вместо этого передали в руки Федерального бюро расследования, где начались допросы на детекторе лжи.

Все это было Рамиро хорошо знакомо: и отвратительное ощущение прикосновения к телу холодных присосок, и яркий, ослепляющий свет в глаза, и специальные таблетки, и бессонные ночи. Но тогда в душе, в сознании его было иное. А что, если сейчас их аппарат сработает? Что, если их методы раскроют его истинные намерения?

Рамиро впервые за много лет почувствовал, что нет у него в душе этого прежнего обреченного: “А, все равно!” Теперь хотелось победить.

Еще на Кубе, когда они с Родригесом прорабатывали вариант детектора лжи, Педро, помимо всего прочего, советовал во время допросов мысленно читать стихи. Поэтому на первый сеанс Рамиро Фернандес пошел, повторяя про себя четверостишие Хосе Марти:

Моя Куба — как лес одетый
Сумеречной вуалью печали.
Но я вижу, как черные дали
Светлеют в предверье зари.

Допрос длился уже час. Рамиро был тщательно психологически подготовлен, верил в непогрешимость своей легенды, знал и был готов к атаке на него при помощи специальных приемов. Офицер ФБР, бившийся над ним, не достигал желаемых результатов. Неожиданно он спросил:

— Вы агент Кастро?

— Я агент ЦРУ.

— Кто вербовал вас на Кубе?

“Чтоб жизнь была достойной, мы должны оправдывать ее борьбой и смертью”.

— Я завербован в шестидесятом в Майами Эверфельдом.

— Кем еще? На Кубе!

— В Нью-Йорке мистером Громаном и мистером Фримэном.

— Мы знаем — вас перевербовали!

“Пусть я умру в борьбе — прекрасна смерть за родину и за свободу…”

Вслух Рамиро выпалил самую отборную ругань, которую знал.

— Говорю, меня силой привез Кинтана. Кретины!

Рамиро чувствовал, что выигрывает. Он был абсолютно уверен в себе. Даже в самых глубинах сознания не было ни малейшего ощущения страха.

На очередной сеанс Рамиро шел, твердо зная, что выстоит.

На пятые сутки его посадили в новенький “бьюик” и повезли в направлении парка Эверглейдс к озеру Окичоби.

За высоким забором богатой виллы его оставили одного в уютном бунгало. Просторный холл с цветным телевизором, мощный радиоприемник, обширная библиотека. Бар с напитками. В спальне широченная мягкая постель. В туалетной комнате бассейн.

Рамиро раздвинул шторы, поднял жалюзи, постоял минут десять перед распахнутым окном, любуясь красками заката, потом принял холодный душ, залпом осушил стакан красного “Креста Бланка” и лег спать.