Мир приключений 1986 г.

Токуда и Бахусов присели за высокий пепелыю–седой зубчатый гребень, по другую сторону которого отвесно спускалась к морю каменная слоистая стена. В ней топорки долбили свои гнезда, а на утесах и террасах примостились бакланы, похожие на пингвинов. Комендант и моряк ждали, когда над гребнем вылетят топорки, выставив вперед красные массивные клювы, распустив по ветру белые хохолки–брови. Рядом лежали два больших, круглых, из редкой сетки сачка на длинных бамбуковых шестах. Едва появлялась птица и, часто, как стрекоза, трепета крыльями, зависала в воздухе, словно искала путь, куда же ей лететь дальше, сачок резко поднимали вверх полиции ее полета, и она оказывалась в сетке. Сачок опускали, доставали добычу и, убедившись, что это самец — самок выпускали, — сажали в плетенную из прутьев корзину с крышкой. Сильные аспидно–черные топорки беспокойно ворочались, хватали прутья клювами, скребли дно когтистыми лапками. Птицы еще не сбились в пары и только готовились к строительству гнезд.

Когда корзина значительно потяжелела, охоту прекратили и присели отдохнуть.

— Вы не ознакомились с содержанием той книги, что я вам дал? — спросил Токуда. — Этого английского футуролога?

— К сожалению, еще нет, так и ношу в кармане.

— Жаль. Из нее вы узнаете, что ждет человечество в следующем веке.

— Меня сейчас больше заботит наш век и здоровье Сумико–сан. Поймите.

— Может быть, я это скоро пойму. — Капитан поднял корзинку. — Пойдемте. Потом поговорим, а сегодня порадуем жену ее любимым блюдом. Ей надо восстанавливать силы. Лишь бы она поправилась, а там решим, как жить дальше. Лишь бы она поправилась…

***

Сумико умерла на следующий день рано–рано утром. Лил хлесткий дождь. Небо трескалось от розовых молний. Ее похоронили с восточной стороны подножия вулкана, рядом с большим глянцевито–черным камнем, под которым была могила ее маленького сына.

Бахусова не удивило, что никто из японцев не проронил ни слезинки, — он знал: на японских кладбищах не плачут, отдавая дань усопшему скорбным молчанием, как бы он ни был дорог и как бы ни разъедала душу и ни рвала на части сердце боль утраты.

Вечером Токуда совещался с Экимото и Ясудой, запершись у себя в кабинете. Когда они разошлись, Алексей не знал.

Ночью, едва обитатели острова уснули, Ясуда отодвинул татами и достал из каменного тайника черный чемоданчик…

Глава Х. В РЕЗИДЕНЦИИ ХОУДА

Из широкого окна, наполовину затянутого пластиковыми решетчатыми жалюзи, со стеклом, вымытым до такой прозрачности, что, казалось, его нет вообще, открывался дивный и величественный вид на бескрайний простор океана. Дом стоял на высоком скалистом и тяжелом, как огромный утюг, утесе. У подножия утеса постоянно бурлил белой пеной прибой.

Долетающий наверх рокот напоминал звук перекатывающихся на гальке стальных корабельных цепей.

В доме на холме располагался филиал отдела Центрального разведывательного управления США. Сотрудники его жили здесь, тут же размещались их служебные и подсобные помещения.

Начальнику филиала Хоуду только что доставили расшифрованное донесение одного из агентов, который сообщал:

«На Варудсиме появился русский моряк, лет двадцати, встречен комендантом благожелательно».

И подпись: «Баклан».

Много лет этот объект был законсервирован и переведен в резерв в ожидании своего определенного часа. И вот, казалось, когда этот час стал приближаться и пора было заняться недостроенной японской базой вплотную и сделать так, чтобы она не простаивала без дела, возникли неожиданные осложнения — на ней вдруг объявился — по мнению Хоуда, совершенно ни к чему — человек, и не кто–нибудь, а советский моряк, которого, кроме всего прочего, извольте видеть, еще и принимают с распростертыми объятиями. Надо спешить, но действовать осмотрительно. Досадно, что накануне как раз разработали план действий, но теперь его придется изменить. Начальство требовало в течение месяца представить на рассмотрение и утверждение окончательные предложения Хоуда.

Предстояло забросить на остров для первоначального обследования пять человек: инженера, химика, медика, коменданта, желательно русского: рядом граница СССР, знающий русский необходим, — и сержанта, переводчика с японского.

Хоуд как раз занимался подбором кандидатуры будущего коменданта.

Из пачки карточек с круглыми дырочками — листов–контролек агентов ЦРУ — он отложил больше половины: не годились.

На столе осталась маленькая стопка прямоугольников из плотной глянцевитой бумаги и рядом папки с личными делами. Хоуд не спеша взял верхнюю.

«Улезло Николай Иванович, — прочел он. — Рост шесть футов, глаза серые, волосы светло–каштановые, редкие». Пробежав мельком прочие мелочи, Хоуд более внимательно остановился на краткой биографии.

«Родился в деревне, в Орловской области, в 1924 году.

Призван в армию в начале войны.

Перебежал к гитлеровцам, стал полицаем.

В 1945 году под Шверином захвачен советскими солдатами.

Бежал.

Ранил конвоира и очутился у американцев.

Отправлен в Штаты, где обучали в специальной школе».

Характеристика — как набор безличных предложений: