Мир приключений 1986 г.

Поздно вечером он явился в назначенный час по указанному адресу. Улочка была темной и пустынной. На нее не выходили фасады домов, и она производила впечатление узкого и длинного проезда между заборов, идущих по обеим ее сторонам. От калитки в высокой решетчатой изгороди петляла густо усыпанная крупным гравием дорожка. Она вела к деревянному, с острой черепичной крышей дому, стоящему в глубине дворика, мощенного каменными плитами. Вокруг крошечного пруда зеленели сакуры и яблони. Когда Ясуда приблизился к широкой застекленной веранде, на ее пороге показался вчерашний незнакомец, настороженным взглядом окинул его с головы до ног и, не ответив на поклон, провел в комнату. Там за низеньким столиком сидел пожилой, седоватый японец в больших роговых очках, одетый в модный, с иголочки, костюм.

Ясуду пригласили сесть и долго бесцеремонно разглядывали. Затем, не вдаваясь в подробности и без лишних слов, сказали: с момента появления здесь он становится агентом американской разведки. И тут же предупредили: в случае отказа не станут шантажировать за наркотики, сводничество и мелкие кражи — просто убыот, и дальше этого дома он никуда не уйдет. Если же Ясуда согласен, то на его имя будет здесь или в Штатах, как пожелает, откладываться огромная для него сумма — пятьдесят долларов ежемесячно, а заодно он навсегда исчезнет из «семейных списков» муниципалитета. На размышления дали пять минут. Он согласился. Да, собственно, другого выхода и не было. Когда все оформили на бумаге и Ясуда, оставив отпечатки пальцев и расписавшись, стал агентом под псевдонимом Баклан, ему порекомендовали немедленно, на следующий же день, добровольно вступить в армию и добиться всеми правдами и неправдами направления в школу радистов, обещая со своей стороны поддержку.

Дальнейшее происходило как в тумане. Будто по мановению волшебной палочки, перед ним открылись двери тех учреждений, куда ему приказывали наведаться новые хозяева. Через неделю Ясуду зачислили в подготовительный класс военной радиошколы.

В армии он чувствовал за собой постоянное наблюдение, словно все время находился в сфере чьего–то пристального внимания. По окончании школы его неожиданно отправили на Северные Курилы, на остров Парамушир, хотя буквально за два дня до распределения собирались послать на юг. Перед концом войны он, опять внезапно, был включен в группу камикадзе, остающихся на Варудсиме. За сутки до этого с ним встретился незнакомый человек, как ему показалось, китаец, и передал приказ отправиться на остров.

Обосновавшись на новом месте, Ясуда должен очень осторожно, не чаще двух раз в год, выходить в эфир и сообщать, что происходит на острове, что за объект там сооружают японцы. Задания и инструкции он получал по радио открытым текстом под видом рассказов о животных, для этого в передаче была специально введена рубрика под названием «Мы и природа».

На острове жизнь текла медленно. Ясуда думал даже, что о нем забыли. В эфир он вообще не вышел, и никто его не тревожил.

То, что он узнал совершенно случайно, спустя много времени, когда, убирая комнату, обнаружил на столе Токуды небольшую записку, сначала ужаснуло, и он несколько дней ходил как оглушенный, притупляя животный страх наркотиками, которыми в изобилии снабдил его тот же китаец, предупредив, чтобы расходовал экономно. Потом, немного оправившись, Ясуда понял: неожиданное открытие делает его персону куда более ценной в глазах шефов, чем раньше. В этом он убедился тотчас, как передал в эфир, для чего японцы хотели использовать базу на острове, необитаемом и стоящем особняком, какое завезли оборудование и оснащение лабораторий.

На сообщение Ясуды пришел немедленный ответ: тщательно следить за всем происходящим, записывая на бумагу, которую прятать в надежном тайнике. Советовали вести себя по отношению к другим обитателям не только лояльно, но и подобострастно, намекая, что за ослушание и, не дай бог, за срыв операции кара будет беспощадной. Под конец говорилось: его гонорар увеличивается с пятидесяти долларов до семидесяти.

С тех пор Ясуда преобразился и не находил себе места, но уже не от страха, а от предвкушения богатства. Он лез вон из кожи, угождал коменданту и его жене, стараясь предупредить каждое их желание. Однако постепенно пыл и усердие начали ослабевать, тем более что и работы было не так уж много.