Это было похоже на первый взрыв, который Лью видел в телескоп. Но этот был не в телескопе! За первые же двадцать секунд целое плоскогорье покрылось разноцветными языками пламени. Медленно, словно сбрасывая сонное оцепенение холода, огонь поднимался и тянулся к Лью.
Огонь, и лед, большие осколки льда, лед, который горел, набирая высоту и силу, — сверкающее плотоядное животное, тянущееся, чтобы поглотить его.
Бега випринов. Сгорбленные, похожие на скелеты, фигуры огромных гончих-альбиносов носились и носились вокруг зрителей, стоящих затаив дыхание в центре круга. Казалось, виприны едва касались грязной поверхности стадиона, из их ноздрей вырывался пар, а кожа отливала маслом. Воздух был густым от Силы — тысячи тринтов отчаянно швыряли приказы своим любимцам, отлично зная, что у мутанта-виприна нет мозгов, чтобы услышать приказ. И Кзанол, сидящий на одном из самых дорогих мест, с зажатой в руке закладной пластиковой веревочкой, знал, что от этих бегов, что от этого забега зависит то, кем он станет: разведчиком или управляющим мусороуборочными машинами. Он уйдет отсюда или с такой суммой коммерсов, на которую можно купите корабль, или ни с чем.
Ларри бросил думать об этом. Это была поздняя часть жизни Кзанола. Он хотел вспомнить то, что было значительно раньше. Но, казалось, его ум заполнился туманом, и воспоминания тринта стали неуловимыми и расплывчатыми. Когда он был Кзанолом-Гринбергом у него не было проблем с памятью, но сейчас Ларри обнаружил ее досадно тусклой.
Самое раннее, что. Ларри удавалось вспомнить, — это были подсолнухи.
У него кончились сигареты. Возможно, у пилота в кармане они и оставались, но Ларри не мог дотянуться. К тому же он проголодался, он не ел уже десять часов. Гнал мог бы ему помочь. Определенно мог бы помочь, потому что, наверное, убил бы его в одну секунду. Ларри оторвал пуговицу от рубашки и сунул в рот. Она-был круглой и гладкой, почти как гнал.
Он сосал ее, позволив своему разуму раствориться.
Три корабля лежали с другой стороны того, что осталось от Полумесяца Котта. В пузырях управления неподвижно сидели пилоты в ожидании инструкций, в их головах носились бессильные злобные мысли. В четвертом корабле… Вкусовые усики Кзанола вытянулись, когда он
Это было скорее похоже на исследование его собственной памяти после катастрофы. Пылающий ветер, вселенная гудящего, неистового пламени и сокрушительных ударов.
Кзанол включил дезинтегратор и двинулся дальше. Что-то яркое замерцало в темной стене льда.
— Они не отвечают, — сказал Ллойд.
Люк обмяк. Слишком поздно, слишком поздно…
— Может быть, флотилия Кольца уже уничтожена? — Но потом глаза Ллойда сузились и он убежденно сказал: — Они просто блефуют!
Масней повернулся к нему.
— Конечно, они блефуют, Ллойд. Они были бы дураками, если бы не делали этого. Мы дали им такой великолепный шанс! Как четыре пиковые карты из пяти. Идеальная возможность заставить нас сражаться не с тем врагом.
— Но мы бы слышали то же жуткое молчание, если бы они действительно попались.
— Правильно. Наше радио молчало бы в обоих случаях. Открыть огонь на уничтожение. Либо флотилия Кольца отправится обратно с усилителем, либо его получит инопланетянин и отправится завоевывать Землю. Так или иначе, мы должны будем стрелять.
— Ты ведь понимаешь, что это значит, правда?
— Ну что, скажи мне.
— В первую очередь нам придется убить Атвуда и Курильщика.
— О-о-ох. Верно, насчет Атвуда. Он не даст нам стрелять в своих друзей, независимо от того, рабы они или нет. Остается надеяться, что Андерсен справится с Курильщиком.
— Как у тебя с координацией?
— Моей?..
Люк приподнял свои неуверенные, трясущиеся руки и ставшие неуклюжими пальцы. Наследие паралича.
— Я снова в порядке. Курильщик сделает из Андерсена котлету. — Порывистый вздох. — Нам придется взорвать оба корабля.
— Люк, пообещай мне. — Масней выглядел, как Смерть. Он был стариком и вдобавок несколько дней назад чуть не умер от голода. — Я хочу, чтобы ты поклялся, что как только мы хоть на нюх подберемся к телепатическому усилителю, мы уничтожим его. Не захватим, Люк. Уничтожим!
— Ладно, Ллойд. Клянусь.
— Если ты попытаешься взять его на Землю, я убью тебя. Я не шучу.
Его палец, слишком большой палец, лежащий в слишком большом рту с крошечными игольчатыми зубами.
Приблизилось что-то большое, закрывающее свет. Мать? Отец. Его рука шевельнулась, презрительным движением выдернула палец, больно поцарапав палец о новые зубы. Кзанол попытался сунуть его обратно, но палец не двигался. Что-то властное и сильное сказало ему никогда больше этого не делать. Он никогда больше этого не делал.
Никакого умственного щита. Смешно, какой яркой была эта картина, воспоминание о раннем разочаровании.
Что-то еще…