Мир растений: Рассказы о кофе, лилиях, пшенице и пальмах

Больше всего ржаных дикарей на Кавказе. Здесь уцелела рожь Куприянова. Высокая, выше человеческого роста. Дернистая, ломкоколосая. Растет на субальпийских лугах. В Северной Осетии в 1939 году Вавилов описал рожь дигорскую. Она, правда, культурная, но от дикой недалеко ушла. Такая же ломкая, как в Афганистане. Вечером приехали: рожь как рожь. Утром встали — нет колосьев. Одна солома. Ночью подул ветер, колоски и облетели.

Еще есть дикая рожь южноафриканская. Сохранилась небольшим островком в каменистых равнинах пустыни Карру. Многостебельная, многолетняя. Колоски опадают сами. Если не выпасают скот, может захватывать и соседние площади. Если пасут, судьба иная. Как забросило эту рожь так далеко от всех остальных? Вавилов считал, что история ее уходит в глубь времен, когда горообразование отгородило эту рожь от остальных сородичей.

Синтетический хлеб

В поисках дикой пшеницы академик Вавилов стремился в Сирию. Он давно слышал, что там обитает замечательная двузернянка (в каждом колоске по два зерна), устойчивая к засухе, безразличная к почве. Камни, щебень — ей все нипочем. Знатоки утверждали: для улучшения пшениц отличный кандидат.

История сирийской двузернянки романтична. Ее обнаружили в 1855 году. Гербарий, несколько колосков, привезли в Вену. Там он лежал почти 20 лет никому не нужный, в пыли шкафов в музее естественной истории. Наконец в 1873 году на него наткнулся австрийский ботаник Ф. Кернике. Стал определять. Вышло, что новый вид. Кернике не поверил. 13 лет ждал, боялся обнародовать открытие. Наконец мир узнал.

На поиски дикой пшеницы ринулся палестинский ботаник И. Ааронсон. В 1906 году ему удалось отыскать двузернянку в Сирии у подножья гор Джебел-Сафед. Она лежала у его ног развалистыми побегами с крупными рыхлыми колосьями. Ободренный удачей ученый объявил, что отныне открывается новая эра в селекции пшениц. Энтузиазм Ааронсона передался доктору Куку— представителю департамента земледелия США. Тот побывал в 1913 году в Сирии и Палестине и распорядился немедленно переправить в США образцы. Несметное количество ящиков с колосками ушло за океан.

Настал черед Вавилова. Но время оказалось неудачным. В Сирии шла война. Как раз там, где росла дикая двузернянка. Однако академика это не смутило. Добыв у французов визу (их и своим-то не давали!), он прибыл к месту боев. Ходил с белым платком на палке, чтобы не попасть под пулю. Валялся с приступами малярии. В довершение всех бед, когда он наконец настиг желанную пшеницу, колосья ее уже созрели и рассыпались на колоски. Их нужно было выуживать между камнями.

И тут, копаясь в каменных россыпях, он обнаружил, что земля, взрастившая дикаря, совсем не так бесплодна и скупа, как объявил Ааронсон. Тот немного увлекся, пофантазировал. Земля была мягкой и, по-видимому, плодородной. И только камни заставляли думать, что она никудышная. Камни, однако, играли свою роль, обеспечивая землю добавочной влагой. (Ночью на них конденсировалась влага.)

Конечно, академик захватил с собой образцы. Если не пригодятся сей же час для практики, для селекции, понадобятся потом.

Дикие двузернянки — редкость. Дикие однозернянки — куда обильнее. Хотя и не везде. Но в горных степях Малой Азии — самые обычные травы. Академик П. Жуковский, когда путешествовал по Турции, встречал их в перелесках валлонова дуба и в кустарниках. Разыскивать однозернянки не приходилось. Сами о себе заявляли.

Колоски отламывались. Цеплялись за одежду, как репейник, и таким путем разъезжались по земле. Прилипали к колесам повозок. Приставали к шерсти животных. Но в желудки их не попадали. Зерно защищено чешуями: твердыми, с острым килем да еще с зазубринами. Захочет птица проглотить — не проглотит.

В тридцатых годах нашли несколько видов дикой пшеницы у нас на Кавказе. Неподалеку от Еревана, возле местечка Шорбулаг. Когда Вавилова туда привезли, он пришел в восторг. Сразу помчался собирать образцы. Спускался в глубокие лощины, взбегал на крутые склоны холмов. Обследовал несколько квадратных километров в таком темпе, что совершенно уморил своих спутников. Один из них, Л. Декапрелевич, поведавший нам об этом случае, был в полнейшем изнеможении, а сам первооткрыватель, М. Туманян, едва держался на ногах. Между тем академик все собирал и собирал…

Можно понять азарт академика. Дикие пшеницы сулят неисчислимые выгоды не только для практики. Это живая летопись истории происхождения пшеницы культурной. А в те годы (да и сейчас!) в эволюции злаков было много неясного. Перед Вавиловым вырастала целая груда пшеничных проблем. Главная: как и откуда взялась мягкая пшеница — основной хлеб мира? Кто родоначальник? Решая ее, Вавилов шагал по странам мира. А в Ленинград, в ВИР (Всесоюзный институт растениеводства) летели открытки с телеграфно-короткими строчками.

«Убедился лишний раз, что эгилопсская проблема должна быть распутана… систематикой и географией…» «Впереди — проблема спельты…». Что за эгилопс? Что за спельта? И какое отношение они имеют к проблеме мягкой пшеницы?