В селениях сажали тамаринды. Потом деревни забросили. Жители разбрелись. Огороды заросли лесом. А тамаринды сохранились, потому что были уже большими, и в таком возрасте другие лесные деревья не смогли их вытеснить. Там они и доживут до старости, хотя нового поколения уже не дадут. Если рядом вновь не возникнет селение и лес снова не расчистят под огород.
Замечательно, что под кроной тамаринда не растут почти никакие травы. Сначала думали: из-за густой листвы. Потом заметили странную особенность дерева. Если под кроной поставить палатку, то во влажную погоду ее краски исчезают навсегда. Ткань обесцвечивается. А спустя некоторое время прочнейший брезент расползается, как старая мешковина. В чем тут дело, пока не выяснили.
Лесоводы давно оценили это свойство тамаринда. Они рассадили его по противопожарным просекам, где почва должна быть голой круглый год, чтобы огонь не распространился в глубь леса. Обычно противопожарную полосу ежегодно пропахивают, убирая наросшую траву. Тамаринд избавляет от тяжелой работы. Под ним почти не растут никакие травы. Его выделения, которые обесцвечивают палатки, не дают и травам расти.
Бобы тамаринда, неказистые на вид, кривые, зеленые, потом становятся коричневыми. Но животные хорошо знают, что спрятано за оболочкой боба. Между его горошинами находится темная, почти черная мякоть, похожая на мармелад. За эту мякоть прозвали тамаринд индийским фиником. В Индии из бобов делают черный лимонад. На прилавках местных магазинов эту мякоть продают в виде малопривлекательной массы, похожей на раскисший после дождей чернозем. Ее охотно покупают для кэрри — любимой острой приправы к мясным блюдам. Тамаринд придает кэрри нужную кислоту.
Есть среди цезальпиниевых деревья не только с кислой, но и со сладкой мякотью. Раньше, когда конфеты были дороги, их заменяли бобами цератонии — рожкового дерева, которое растет по всему Средиземноморью. Привозили бобы и в Россию из Турции и с острова Крит. Называли цареградскими рожками. Между горошинами цератонии — масса, похожая на повидло. Повидло съедали, горошины выплевывали.
Еще раньше, когда не существовало точных гирь для взвешивания драгоценных камней, вместо них использовали горошины цератонии. Каждая горошина была точной копией своей соседки и весила две десятых грамма. Меру веса назвали карат. И хоть сейчас горошины цареградских рожков ювелиры не используют, но карат как мера веса сохранился.
В странах Средиземноморья сладкие бобы цератонии по сию пору лакомство. Еще чаще их скармливают скоту. Само дерево выглядит величественно, как огромная зонтичная акация. В зрелом возрасте цератония занимает так много места, что от нее стараются избавиться и развести здесь огород. Дерево срубают и сажают капусту. Почва из-под цератонии оказывается исключительно плодородной.
Однако вернемся к сладкой мякоти бобов. Ее назначение — привлекать животных — распространителей семян. Первые бобовые, появившиеся на земле, наверное, имели бобы со сладкой мякотью. Иначе как бы распространялись горошины? Ведь у них нет крылышек для полета. А крылатые бобы, как у коомпассии, тоже большая редкость.
Но как доказать, что древние бобовые имели сочную мякоть, а позднее она стала исчезать? Как доказать, что сухие гремящие бобы — более позднее явление? Может быть, дело обстоит наоборот?
Чтобы в этом разобраться, Е. Корнер пересчитал бобовые растения, разделив их на две группы: одну — с мясистой начинкой бобов, другую — без. Выяснилось, что бобов с мякотью на земле совсем немного. В семействе мотыльковых один-единственный вид из десяти тысяч. У мимозовых — два рода. У цезальпиниевых больше всех — 70 видов. Но ведь и это из 23001
Ботаники хорошо знают: все, что встречается редко, — древнее, примитивное. Редкий вид — чудом сохранившийся вид. Значит, и бобовые, которые имеют мясистый боб, — это растения, сохранившие признаки своих древних родичей. Многие из них так и не сумели перестроиться и в новых условиях доживают последние дни.
Замечательно, что больше всего таких реликтов уцелело в семействе цезальпиниевых. Ведь именно они обитают в тех местах, где начиналась история покрытосемянных: в тропиках Южной Азии, а может быть, и Южной Америки. Там, где начинался жизненный путь бобовых с мясистыми, вкусными бобами, которых тогда было много, очень много, а с сухими, гремящими бобами, может быть, и не существовало. Ведь сухие бобы произошли от мясистых, думал Е. Корнер.
Свое предположение Е. Корнер решил проверить опытным путем. Если оно правильно, то у современных бобовых на горошинах должны сохраниться хоть мизерные остатки арила — мясистой оболочки, которая так хорошо заметна у тамаринда и у цератонии.