— Так сделайте же это! — кричит Юки. — Бегайте и играйте — вы ведь сейчас, живые, хуже мертвых, живете только, чтобы сохранить себя. Я обещаю, что море и небо будут вечно хранить память о вас. Я сама буду хранить ее и передам ее своему сыну, а он передаст своим детям.
Наступает тишина, нарушаемая только шуршанием снега, осыпающегося с сосен. И тогда ки’рин кланяется, оставляя на снегу след полумесяца. Сине-белый тигр украшает полумесяц росчерками своих тонких вьющихся усов.
— Мы отвезем Юки и ребенка домой до наступления ночи, — говорит ки’рин. — Их семья скучает по ним.
— Да, — рычит сине-белый тигр, — а потом?
— Я приду и буду бегать с тобой по полянам на дне морском.
— А я приду играть с тобой на облачных холмах, залитых луной.
— Навсегда?
— Навсегда.
В отличие от некоторых авторов этой антологии я не встречалась с Роджером Желязны вплоть до последней стадии его жизни. Поэтому я по-настоящему не знала ни застенчивого поэта, ни начинающего писателя, испытывающего чувство неловкости от первого успеха своих ранних произведений. (Каждому известно, что Роджер получил премию Хьюго и две премии Небьюла в 1966 году. А знаете ли вы, что в 1966-м и 1967-м его собственные новеллы соперничали друг с другом в списке на премию Хьюго?)
Тот Роджер, с которым познакомилась я, был лауреатом множества премий, человек прославленный, довольный своей профессией и предвкушавший многие годы творчества. Он оставался застенчивым, но научился компенсировать свою застенчивость отточенными публичными выступлениями и был изысканно терпелив с поклонниками.
То есть с людьми вроде меня.
Мы познакомились через письмо, которое я написала, шесть месяцев поддерживали знакомство при помощи коротких записок, и, наконец, встретились лично на Лунаконе, в Нью-Йорке, в 1989 году. Это было началом дружбы, которая становилась все крепче и важнее для нас обоих. Странным образом, даже несмотря на его уход, наша дружба продолжается благодаря тому воздействию, которое он оказал на многие сферы моей жизни.
Самым очевидным фактом такого воздействия является писательское ремесло. Когда мы познакомились, я как раз сдавала диплом на степень доктора филологии по английской литературе и планировала пустить часть бешеной энергии, вложенной в эту работу, на создание научно-фантастических произведений. Роджер прочитал мои первые потуги, мягко покритиковал и, что более важно, познакомил меня со всеми хитростями литературного бизнеса. Он позволял мне делать собственные ошибки, никогда не пытаясь превратить меня в ксерокопию себя самого (даже если это означало, что я начала печататься быстрее, чем он), и вместе со мной радовался моим маленьким успехам.
Он еще успел увидеть подтверждение своей веры в мои способности. Мы отпраздновали публикацию моих первых четырех романов, сотрудничали в нескольких проектах и открыли друг в друге товарища и партнера по играм, которого каждому из нас недоставало.
«Ки’рин и сине-белый тигр» был написан до смерти Роджера. Это был его любимый из моих коротких рассказов. (Мы даже побились об заклад из-за него; он проиграл — дважды.) Для меня это был один из рассказов, написанных в порыве вдохновения. Однажды сложился заголовок; остальное было написано в два последующих дня.
Только после смерти Роджера я поняла, что написала рассказ в ответ на собственное осознание того, что, как бы мы оба ни старались предотвратить это, рак все равно убьет его. Это рассказ, который противостоит реальности, в которой, если ты кого-то любишь, то вместе с радостью должен принять и печаль, в конце — боль, утрату, невероятное одиночество. Редкие пары встречают смерть вместе. Обычно кто-то остается.
Я думаю, Роджер знал, что мне пришлось посмотреть правде в глаза, и подозреваю, что именно поэтому он так любил этот рассказ. У меня нет возможности спросить его, права ли я, а также задать много других вопросов, которые у меня накопились с 14 июня 1995 года. И все же я рада, что успела задать много других вопросов, ибо я получила на них ответы.
Все это того стоит, даже в конце, даже когда остается один.
Джон Дж. Миллер
КОРОЛИ САМОУБИЙЦ
— Иногда сдача в плен — только начало битвы.
Смерть кошки дала Карин идею.
Фэффи было семнадцать лет. Он жил у Карин три четверти ее жизни и был единственным существом во всем мире, которое любило ее. Ее мать умерла, когда Карин была совсем маленькой. Старшая сестра Карин, которая была красивее, умнее и удачливее, чем Карин могла себя представить даже в мечтах, сказала ей однажды, что их мать была алкоголичкой. Однажды ночью она упала, разбила себе голову об угол журнального столика и истекла кровью. Отец был еще жив, но он никогда не интересовался ни Карин, ни, если честно, ее сестрой. Он был ученый, металлург, специализировавшийся в сплавах, запоминающих форму. Карин подозревала, что люди оставались за пределами его интересов, потому что он не мог придать им желаемой формы и заставить запомнить ее.