— Ну конечно, преддверие ада! Что еврей может знать о преддверии ада? Об аде? — Он отключил связь и посмотрел на Меерса. — Я думаю, он имеет в виду чистилище. Хотите знать все об аде, спросите поляка. Уж мы-то знаем, что такое ад.
Меерс был сыт по горло.
— Думаю, вы оба полоумные, — вызывающе сказал он.
— Ага, — согласился Крживич. — Побудь здесь с наше, еще не так спятишь. — Он разглядывал Меерса в зеркало. — Ты-то еще не въехал, это ясно. Мне хватило одного взгляда на тебя, как только ты сел. Ты из этих самолетных отморозков. Летаете и летаете кругами, таскаетесь со своими чемоданами от Гуччи, которые стоят моего месячного заработка. Наматываешь круги и думаешь, что в этом есть какой-то смысл. Все еще думаешь, что после сегодня наступает завтра, а все дороги куда-то ведут. Думаешь, если солнце село, то оно завтра встанет. Думаешь, два плюс два всегда будет три.
— Четыре, — поправил Меерс.
— А?
— Два плюс два будет четыре.
— Знаешь, друг, два плюс два иногда равно тому, что ты не можешь попасть отсюда туда. Иногда два плюс два равняется ногой по яйцам или дубинкой по башке, или туннелю, который больше уже не выходит на Манхэттен. Не спрашивай меня, почему, потому что я не знаю. Если это — ад, значит, как я понимаю, мы были плохими, так? Но я был не таким уж плохим парнем. Я ходил на мессу, я не совершал никаких преступлений. И все-таки я здесь. У меня нет дома, кроме этого такси, я ем, не выходя из машины, и писаю в бутылки из-под пива. Когда-то где-то я выпал из мира, где ты можешь пойти домой после смены. Я превратился в одного из ночных людей, таких же, как ты.
Меерс не собирался возражать, что он не относится к «ночным людям», что бы это ни значило. Он немного побаивался сумасшедшего таксиста. Но он никак не мог уловить его логику, и это вселяло в него упрямство.
— Стало быть, мы в другом мире, ты это хочешь сказать?
— Да нет, мы все в том же мире. Мы здесь,
— Что, все они?
— Откуда я знаю, все или нет? Может, мне спросить об этом бригаду мойщиков, когда я приеду в офис? «Эй, ребята, вы тоже в чистилище, как я?»
— Но я-то не в чистилище.
— Ну да, ты — самолетный отморозок. Знаем мы вас. У некоторых башню сносит. Мечутся, как хорьки. Но если пробудешь здесь достаточно долго, перестанешь думать, будто сумеешь найти тот туннель, который выведет тебя домой. Но вас, пассажиров, это не касается. Как там, в этой программе. Вам…
— Отказано.
— Вам отказано. Это ты сказал. Тогда посмотри вперед.
Меерс посмотрел через ветровое стекло. Вот он, под желтой луной. Распростертый шатер Денверского аэропорта, словно какая экзотическая ядовитая гусеница из тропических лесов. Он смотрел на здание, не отрываясь, пока такси замедляло ход.
— В Денвере всегда полная луна, — хмыкнул Крживич. — Самое оно для оборотней. И все дороги ведут в аэропорт — плохая новость для самолетных отморозков.
Меерс распахнул дверь машины и выпрыгнул на заледеневшее шоссе. Ему удалось устоять на ногах. Не обращая внимания на крики шофера, он отбежал к полоске газона, тянувшейся посередине дороги, пересек шесть противоположных полос шоссе и перебрался на другую сторону. Там было множество закрытых в этот час ночи заведений — кафе, складов, парковок, но одно работало — небольшой супермаркет. Он подбежал к нему, уверенный, что освещенный магазин растает, как мираж, но, ударившись о дверь, убедился, что она чудесно обыденная и твердая. Внутри было тепло. Два продавца, высокий черный парень и белая девушка-подросток, стояли за прилавком.
Он стал ходить взад-вперед по коротким проходам между полками, надеясь, что выглядит, как завсегдатай. Услышав, что дверь со звоном открылась, он схватил коробку хлопьев и притворился, что внимательно читает информацию на упаковке.
Краем глаза он разглядел двух полицейских, которые прошли мимо прилавка. Пришли за мной, подумал Меерс.
Но копы направились в глубь магазина. Один открыл холодильник с пивом, другая взяла коробку и наполнила ее пончиками.