Мир ротмистра Тоота

Циклон-адмирал Лао-то Нис встретил посетителя за огромным столом, рядом с которым его невысокая, но представительная фигура смотрелась до странного мелкой. Большая часть стола представляла собой планшет с искусно сработанной береговой линией Беллы, всеми окрестными бухтами, высотами и укреплениями. На водной глади, будто игрушечные, красовались мастерски выполненные макеты кораблей эскадры. Некоторые еще двигались к конечной цели, другие уже стояли у пирса, ожидая команды. У самого обреза виднелась линия фортов главного рубежа обороны с тщательно изображенными дальнобойными батареями метрополийцев.

— Заходи, — увидев Сокире-рэ, приказал командующий. — И поплотнее закрой дверь. — Он хмуро поглядел на замершего в ожидании офицера. — Я тобой недоволен. Очень недоволен. Ты опозорил себя, опозорил меня, своего учителя. Из-за твоей неловкости и нерасторопности священный замысел нашего светозарного государя под угрозой.

— Это моя вина, о великий господин, — смиренно опустил голову командир дивизиона.

— Конечно, твоя, — циклон-адмирал хлопнул по столу ладонью. — Ты знаешь, что такое копье Ниясу?

Сокире-рэ знал: под большим секретом с опаской, будучи флаг-офицером на этом самом линкоре, он взял с адмиральской книжной полки драгоценный фолиант, обтянутый потемневшей от времени кожей морского змея с железными оковками по углам. Книга именовалась «Сокровенное сказание» и повествовала о том, как предок Ниясу чудесным жезлом исторг сушу из моря, и та стала островами, как заселил он острова народом, пришедшим из бездны, и прочими двуногими, повелев тем быть рабами избранного народа своего. Как люди, позабыв его завет, ополчились друг на друга, желая каждый набить чрево свое и затмить друг друга богатством платья и убора своего. Как прогневался светоч бездны, узрев бесчинства и попрание заветов, оставленных им народу своему.

Сокире-рэ отлично помнил слова истины, точно прочел их лишь вчера. «Открыл я Ниясу суть рождения его и дал жезл порождающий, повелев обратить его в пронзающее копье. И обернул Ниясу светящийся во мраке стержень жезла тяжкими пластинами металла лех, а поверх того металл акато, и начертал имена праотцев бездны на тех пластинах, и все сие, исключая острие, скрыл прочнейшим обкладом дерева тоноко, растущего ныне в саду императорского дворца, ибо под ним узрел Ниясу истину. И укрепило оно дух его, как укрепляет посох шаг идущего, и, приняв бремя предначертания своего, — чуть слышно прошептал командир дивизиона, — обратил Ниясу острие копья своего на ополчившихся, и вышли из оного неисчислимые воинства, сражавшие ужасом всякого, поднявшего оружие против императора». Сокире-рэ не смел взглянуть на учителя.

— Вина моя велика, — с трудом выдавил он.

— Велика. Сказать, что я удивлен, — ничего не сказать. Ты, которого я со временем прочил на свое место, словно какой-то неуч, косорукий юнец, не можешь вонзить в землю копье!

— Там был камень, — не то чтобы оправдываясь, поясняя, вздохнул командир дивизиона.

— Копье Ниясу обращает камни в пыль, должен бы знать это!

Цунами-коммандер промолчал, представив себе резное древко и точно вырастающее из него острие. Всякому было ясно, что оно не железное, хотя никто из знающих не мог объяснить, из чего же сделана эта граненая полупрозрачной желтизны игла. Сокире-рэ знал, что оно способно обратить камни в пыль и погнать вспять неисчислимые воинства, но когда держал в руках священное оружие, когда метнул его… Он боялся признаться себе в том, но… не почувствовал абсолютно ничего особенного.

Циклон-адмирал замолчал, устремил взгляд на планшет для тактической игры и печально вздохнул.

— Ладно, перейдем к другим твоим провинам. Ты нашел гонца?

— Не совсем, мой господин.

— Как это — не совсем? Может быть: или нашел, или не нашел.

— Я знаю, куда он делся из Рачьей бухты. Известно также, что он был доставлен в Беллу. Дальнейшие его пути пока неведомы. Но я предполагаю, что этот авантюрист, которому мы позволили именовать себя герцогом, знает, где сейчас гонец.

Лао-то Нис собрал на лбу ряды глубочайших морщин.

— Может и не знать. Гонец пришел от нашего друга, которому сам император в неизреченной мудрости своей в воздаяние его заслуг даровал ранг Дэ, разрешив обитать в собственном его, благословенного государя, дворце. Небывалый случай. Я не могу вспомнить примера такого возвышения и в наших-то землях, а уж когда речь идет о чужеземце, так и подавно.

— Должно быть, он и впрямь сделал для империи нечто чрезвычайно полезное.

— Шутишь? Он дает нам средство покорить мир, и не просто одолеть вражеские армии, а удержать в покорности всех и каждого. Каждый носит небольшой прибор, и никаких заговоров, никаких мятежей, все довольны, и потому каждый занят своим ремеслом, направленным на процветание империи.

— Это великое деяние.