Мир русской души, или История русской народной культуры

Существовала мастерская много лет. Руководила ею первые годы дивный человек, истая подвижница-народница, хорошая художница Елена Дмитриевна Поленова, сестра Василия Дмитриевича Поленова. Все в мастерской делалось по ее эскизам: разные, украшенные резьбой «шкапики», ларцы, шкатулки, полочки, кухонная утварь, некрупная мебель, рамки. Елена Дмитриевна изучала для этого народные изделия и народную резьбу, ездила по ближним и дальним краям, собирала резные домовые наличники, лобовые доски, резные предметы домашнего обихода, росписи, тканые вещи, расшитую крестьянскую одежду, набивные ткани, платки, плетения из лозы и лыка, шитье шелками, жемчугом и бисером, кружева.

Мамонтовский кружок весь безумно увлекся, буквально заболел народным прикладным творчеством. Собрали даже свой, по существу первый в стране, музей народного творчества, отведя ему в усадебном доме особые помещения. И церковку-то абрамцевскую неповторимую соорудили потому, что все занялись изучением древнерусского, особенно новгородско-псковского каменного зодчества. Опять же одними из первых в стране. И даже совсем сказочную избушку на курьих ножках на одной из парковых аллей поставили деревянную для отдыха.

На основании народных изделий Елена Дмитриевна Поленова и составляла свои эскизы — много напридумывала.

В Москве на Поварской улице открыли магазин с вывеской: «Продажа резных по дереву вещей работы учеников столярной мастерской сельца Абрамцева Московской губернии Дмитровского уезда».

Изделия шли хорошо, даже очень хорошо, и число столяров-резчиков вокруг Абрамцева росло и росло, лет через семь-десять они уже были почти в каждой тамошней деревне. Трудно сказать, сколько точно — всех никто никогда не учитывал, ибо многие бывшие ученики и сами выучивали родственников и детей, многие стали работать совершенно самостоятельно, помимо мастерской.

Одним словом, новый промысел родился. Да со своими оригинальнейшими изделиями, со своими особыми узорами и техникой резьбы, которые, однако, довольно скоро совсем уже не были похожи на то, что делала Елена Дмитриевна Поленова. И хотя эту резьбу стали называть абрамцевско-кудринской, и так и называют ее по сей день, ибо промысел процветает, и ныне есть, даже широко известное, художественное училище в Хотьково с таким же именем — от начальной, поленовской, абрамцевской, резьбы в ней не осталось буквально ничего, и правильней было бы называть ее лишь кудринской и даже ворносковской, так как она целиком и полностью рождена в деревне Кудрино крестьянином Василием Петровичем Ворносковым.

ПТИЦЫ НА ВЕТКАХ

От Абрамцева до Кудрина семь верст. Деревня Кудрино небольшая, менее тридцати дворов.

Петр Степанович Ворносков считался плотником, ставил в округе гумна и сараи. Прослышав про открывшуюся в барской усадьбе школу для крестьянских детей, отдал туда двух сыновей — старшего Михаила и Васю, хотя второго не хотели принимать — больно мал был росточком. Но учился хорошо, и после школы приняли и в столярную мастерскую, работавшую всего второй год. Так что и Михаил и Василий тоже воспитанники Елены Дмитриевны.

Но, окончив учебу, работали по образцам Поленовой совсем немного. Не нравились они Василию, а резал он лучше брата и был в работе с первых же дней за старшего. И не раз говорил Михаилу, что, по его мнению, не чувствует эта замечательная художница дерева, характера, души его не чувствует и механически переносит с крестьянских образцов и соединяет зачастую совсем тому или иному изделию чужие формы и узоры, слишком высушивает их, делает жесткими, геометричными, да еще и пестро раскрашивает красками. А дерево ведь всегда живое, считал Василий: сколько бы лет или десятилетий назад его ни срубили, оно все равно живет, и буквально у каждого кусочка своя красота, свой цвет, свой узор, у всех, у всех, и они, эти узоры ведь всегда мягкие, плавные, а стало быть, и формы у деревянных вещей должны быть такими же плавными, живыми, и любое добавочное украшение тоже, чтобы подчеркивать, показывать эту вечную внутреннюю жизнь дерева.

— Прежние, давние мастера-то на Руси вон как всегда это чувствовали и показывали — на любую старинную вещь погляди.

И однажды Василий взял да и вырезал узор из вьющихся упругих вроде бы веток и листьев, но на самом деле это были не ветки и не листья, а чистый орнамент из очень их напоминающих выпуклых, переплетающихся, будто совершенно живых завитушек, которые казались вовсе не вырезанными, а рожденными самим деревом. Фон между узором не выбирал, оставлял, где можно горбыльками, подушечками. Получалось, будто бы шкатулка целиком из нетронутой толстенной вековой коры вырублена. И борозды на ней, переходя с крышки на стенки, сами в сказочные деревца складываются, и меж ними даже травка есть. Форменные лесные хитросплетения, чащоба.

Назвал Василий этот невиданный дотоле вид резьбы пальчиковым; на крошечные пальчики переплетающиеся он тоже походил.