Мир русской души, или История русской народной культуры

И в этот узор еще и наивные цветы и капельных птичек стал вставлять. Он очень любил птиц и их пение и вставлял их везде: то в центре, на главной ветке, то в уголках, а бывало, и с тыльной стороны шкатулки, безо всякого обрамления. И всегда разных, но чаще всего поющих, с разинутыми клювиками.

Он был истинным, одержимым художником. Спал не более четырех часов в сутки. И хотя в помощниках у него был тоже вовсе не ленивый брат Михаил, Василий и всех остальных домашних заставил помогать: жена и две невестки качали ногами в зыбках грудных детей и одновременно шкурили или морили сделанные мужьями вещи. И мать помогала. А отца-то уже не было. А когда дети засыпали, жена и невестки брались за резаки и стамески и резали под присмотром Василия мелкий простейший орнамент. Это у них называлось «работа матерей». И он еще всех постоянно подгонял, потому что всегда был полон новых идей и делал все новые и новые вещи.

Придумал и цветные вощения, и разные полировки изделий, отчего они выглядели еще красивей, а нередко и просто сказочно.

Разнообразие и количество сделанного Ворносковым ошеломляет: всевозможные шкатулки, ларцы наподобие старинных, хлебницы с прорезными ручками, поставцы, ковшики и большие ковши, солонки-утицы, коробки в виде куриц на четырех лапах, мелкие декоративные фигурки зверей и птиц, огромные ковши, какие резали в старину для тризн и братчин, с птичьими и конскими головами. Один такой ковш в виде ладьи, сделанный для Всероссийской промышленно-кустарной выставки, был почти четырех метров в длину с мощно изогнутыми стилизованными конскими головами на обоих концах; длинные их гривы в летящие красивые кольца завивались. Откуда ни посмотришь — двигался, несся ковш-ладья, играл всеми тоже будто летящими красивыми узорами по напряженному округлому телу. Был у него и ковш-лебедь. Как настоящего лебедя и вырезал, в натуральную величину. Будто он спокойно плывет. Величавая, царственная птица получилась действительно живая, легкая и всем прекрасная: изгибом длинной шеи, распущенным хвостом, посадкой маленькой гордой головки, нарядом. Наряд именно такой, какой только и должен быть на царственной птице — условные перья, напоминающие сказочный павлиний глаз. Она вся в этих перьях, а на голове еще и хохолок взметнулся, как дивная корона.

Покупал у Ворноскова всегда все оптом Кустарный музей, открывший в Сергиевом Посаде свой филиал-мастерскую. Да еще и просил всегда, чтобы привозили побольше, потому что спросом ворносковские изделия пользовались невероятным, в том числе и за границей.

А глава музея Сергей Тимофеевич Морозов и персональные заказы не раз делал, и наконец предложил даже устроить персональную выставку Василия Петровича. Первую в истории России персональную выставку изделий крестьянина-кустаря-художника; он ведь так и продолжал летом крестьянствовать, как все в Кудрине, — пахал, сеял, жал, держал скотину. Резьбой занимался в основном зимой, летом лишь урывками.

Родной брат знаменитого строителя Московского Художественного театра Саввы Тимофеевича Морозова совладелец всех гигантских морозовских мануфактур и несметных миллионов, Сергей Тимофеевич, однако, мало занимался в молодости своими мануфактурами и больше всего времени и немалые деньги тратил на художников-кустарей, на поддержку и развитие традиционных народных промыслов, которые, не выдерживая конкуренции с быстро растущей российской промышленностью, начали хиреть и гибнуть в ту пору один за другим. По инициативе Морозова Московское земство организовывало кооперативные артели кустарей, специальные мастерские, как в Сергиевом Посаде, специальные школы. Сергей Тимофеевич выстроил для Всероссийского кустарного музея в Леонтьевском переулке великолепное здание, вернее — целый ансамбль зданий, похожих на древнерусские терема. Он был постоянным почетным попечителем этого придуманного им музея, ежегодно выделял ему солидные суммы на приобретение новых вещей и в так называемый «морозовский фонд» — на премии за лучшие произведения русского народного искусства и за лучшую их популяризацию. Одно время и директорствовал в этом музее, собрав туда таких, как сам, страстных и деятельных почитателей и знатоков народного творчества, и их общими стараниями Кустарный музей был превращен в подлинный исследовательский и экономический центр российских художественно-прикладных промыслов. Мастера получали здесь и в нескольких филиалах на местах заказы, эскизы изделий, материалы, им помогали в работе художники-профессионалы, в музее можно было познакомиться с лучшими образцами и с большой коллекцией старинных вещей.

Здесь существовал свой магазин-выставка. Были собственные магазины и в других городах, и даже в Париже, называвшийся «Русские кустари».

Сергей Тимофеевич и дома имел богатейшую коллекцию изделий народных художников — как давних, так и современных. Говорили, что он и сам любит рисовать со старинных вещей — с резных, расписных. Сам будто бы нередко и новые эскизы составляет для музея…