Мир шпионского детектива. Книги 1-18

– «Прометей» – вы понятия об этом не имеете. Почти никто не имеет. Я сам слыхал лишь краем уха. Они могущественны – невероятно могущественны. Я никак не могу разобраться, то ли Пришников отдает им приказы, то ли сам подчиняется их приказам.

– Кто такие «они»?

– Это очень влиятельные, могущественные люди...

– Это вы уже сказали. Кто «они»?

– Они повсюду – и нигде. Их имен не найдешь на первых страницах газет, на фирменных бланках или в документах корпораций. Но я уверен, что Толя, то есть Пришников, входит в их число.

– И Арно тоже, – бросил пробный шар Брайсон.

– Да.

– Кто еще?

Лабов покачал головой.

– Понимаете, если вы меня убьете, Пришников оставит мою семью в покое, – рассудительно произнес он. – Почему бы вам меня не убить?

Тарнапольский взглянул на него, и на губах у него заиграла кривая улыбка.

– А вам известно, как нашли ребенка Максимова, а, Лабов?

Он подступил поближе, продолжая машинально полировать револьвер носовым платком.

Лабов отчаянно замотал головой, словно ребенок, не желающий слушать взрослых. Будь у него сейчас свободны руки, он наверняка заткнул бы уши. Дрожа, он выпалил:

– Нефритовый Господин! Пришников ведет какие-то дела с... с человеком, которого они называют Нефритовым Господином!

Тарнапольский метнул взгляд на Брайсона. Им обоим было знакомо это прозвище. Так называли китайского генерала, одного из самых влиятельных лиц в Народной освободительной армии. Генерал Цай – его ставка располагалась в Сицзяне – был известен своей продажностью и тем, что помогал некоторым международным концернам надежно закрепиться на необъятном китайском рынке – разумеется, в обмен на некие услуги. Кроме того, он владел местной во всем мире коллекцией драгоценного императорского нефрита, и не было лучшего способа подольститься к генералу Цаю, чем поднести ему нефритовую статуэтку искусной работы.

Лабов заметил взгляд, которым обменялись его противники.

– Не знаю, чего вы надеетесь добиться, – с презрением произнес он. – Все уже готово к переменам, и вам этого не остановить.

Брайсон вопросительно взглянул на Лабова.

– Что значит – «все готово к переменам»? Что вы имеете в виду?

– Остались дни – считанные дни, – загадочно заявил Лабов. – Мне дано было всего лишь несколько дней на подготовку.

– На подготовку к чему?

– Все уже готово и расставлено по своим местам. Власть полностью переместится! Все станет явным.

Тарнапольский прекратил полировать револьвер, спрятал платок в карман и прицелился в Лабова, так что дуло едва не касалось его лица.

– Вы имеете в виду государственный переворот?

– Но Пришников и так уже фактически является закулисным правителем России! – перебил его Брайсон. – На кой черт ему может понадобиться подобная заваруха?

Лабов рассмеялся с явным облегчением.

– Государственный переворот! Как мало вам известно! Как узко вы смотрите! Мы, русские, всегда с радостью меняли свободу на безопасность. И вы тоже будете рады. Все, до последнего человека. Слишком уж большие силы приведены в действие. Все уже готово и расставлено по своим местам. Все станет явным!

– Что вы имеете в виду, черт побери?! – прикрикнул Брайсон. – Что, Пришников со своими коллегами стремятся подняться над сферой корпораций? Они захотели прибрать к рукам правительства? У них закружилась голова от собственного богатства и могущества?

– Дорогой друг, мы бы с признательностью выслушали некоторые уточнения, – произнес Тарнапольский, опуская револьвер. В угрозах больше не было нужды.

– Правительства?! Правительства себя изжили! Посмотрите на Россию – многое ли здесь решает правительство? Да ничего! Правительство бессильно. Правила игры сегодня диктуют корпорации! Возможно, Ленин все-таки был прав: именно капитал контролирует мир!

И внезапно, со стремительностью атакующей змеи Лабов выбросил правую руку вперед – всего на несколько дюймов, больше не позволяла веревка. Но этого вполне хватило, чтобы он сумел вцепиться в револьвер Тарнапольского, стоявшего вплотную к нему. Тарнапольский отреагировал молниеносно: он перехватил руку Лабова и принялся выкручивать, пытаясь отнять револьвер. На мгновение тот развернулся таким образом, что дуло оказалось нацелено точно в лицо Лабову. Лабов взглянул в дуло, словно оно его гипнотизировало, и на лице его появилась странная радостная улыбка. А потом, прежде чем Тарнапольский успел окончательно вырвать револьвер у него из руки, Лабов прицелился себе в переносицу и нажал на спусковой крючок.

Глава 20

Самоубийство пришниковского адъютанта придало событиям мрачный оборот; возможно, когда речь шла о делах корпорации, Лабов был безжалостен, и факс с телефоном становились в его руках смертельно опасным оружием, но он не был убийцей, и его смерть стала совершенно бессмысленным кровопролитием. Более того, она сделалась препятствием, отклонением от их тщательно разработанного плана.