Мир Смерти и твари из преисподней

– Хорошо, – кивнул Язон, – первую половину ваших отношений я понял. Теперь второй вопрос. Тебе для чего нужны фэдеры? Ты ведь еще много лет назад отказался быть работорговцем. Я правильно помню?

– Помнишь правильно. Но не учитываешь, что я был молод тогда и наивен. Ужасно наивен. До смешного.

– А теперь?

– А теперь я отлично понимаю, что выхода нет. Не забывай об этом, Язон. Мы с тобой оба моналойцы, и тебе должно быть легче меня понять. Есть такое слово – чумринист. Его редко употребляют. Местные – все поголовно наркоманы, им друг друга оскорблять незачем. У султанов – табу, они о чумрите и чумринистах не говорят. Никто из лысых аборигенов не должен знать, что есть чернокожие и в тоже время не наркоманы. А среди султанов такие есть. Эмир-шах, например, тоже не наркоман, сам понимаешь. Волосы он себе другими средствами вывел. Никаких чудес, есть такие препараты, от которых и ресницы падают. Ну вот, а среди фэдеров чумринистов нет больше. Один я и остался, другие умерли.

Олаф помолчал, печально задумавшись.

– Фэдеров теперь вообще наперечет. Понимаешь ситуацию? Поэтому им верные люди нужны.

– И это ты-то – верный человек?! – изумился Язон.

– Конечно, верный. Мне же деваться некуда. Посуди сам, принялся объяснять Олаф. – С планеты я улететь не могу. А на Моналои выбор невелик. С фруктовиками горбатиться меня не пошлют, знают: я найду способ умереть раньше, да еще кого-нибудь с собою прихвачу. Так что же мне, бежать обратно в леса? Чего я там не видел? Оголтелых стридеров? Чумовых калхинбаев? Помутившихся рассудком жрецов? Это все мы уже проходили. Что остается? Куратором быть при султане. Тоска, жуткая тоска! В фермеры податься совсем смешно. Понимаешь, я был очень богатым и очень влиятельным человеком. Я уже не смогу жить по-другому. Тем более теперь, когда владею…

– Ты все время не о том говоришь, Олаф. Мне так понравилось тогда, что ты не захотел торговать людьми. Лекарством, пусть и страшным, торговал, а людьми – отказался. Это красиво было. А теперь ты меня разочаровываешь.

Олаф снова остановился и резко повернулся к Язону.

– Вот бы никогда не подумал, что у чумрита есть еще и такое побочное действие, – сказал он.

– Какое? – не понял Язон.

– Делать людей наивными до инфантилизма. Только дети, Язон, могут мечтать о красивых идеях. Жизнь взрослых грубее и проще. На кой черт я отказался торговать рабами, когда уже не первый год торговал «белой смертью», а до этого грабил и убивал? На кой черт? Неужели ты считаешь, что просто приобщать людей к чумриту – это лучше, чем гноить их на плантациях? Все едино. Откажись я торговать наркотиками, рано или поздно начал бы промышлять детишками запеченными в тесте. Чем-нибудь подобным все равно приходится заниматься рано или поздно. Выбираешь из двух зол меньшее, а оказывается, что это уже какое-то третье, и притом самое жуткое. Иначе – никак.

– Олаф, у меня большие сомнения, кто из нас повредился рассудком от чумрита, – заметил Язон. – Что ты такое несешь? Разве нет на свете людей, которые никого не убивают, даже не воруют, вообще занимаются только добрыми делами, и живут вполне прилично.

– Последнее ты очень точно сказал, – поймал его на слове Олаф. – Живут вполне прилично. Таких много людей. Но мы-то с тобой говорим о других. О таких, как я, например. Я привык получать большие деньги. А большие деньги, по-настоящему большие – всегда в крови.

– Ты абсолютно уверен в том, что говоришь? – переспросил Язон, внутренне содрогнувшись от глубины этого пессимизма.

– Абсолютно уверен, – Олаф вдруг сделался печален, цинизм его заволокло отчетливой грустью и он добавил: – Особенно после того, как Энвиса убили.

– Кого? – удивился Язон.

Кто-то совсем недавно говорил ему, что Энвис – хороший был парень. Кто же? Такая каша в голове – ничего упомнить невозможно!

– А чему ты удивляешься? Я про Энвиса говорю, про упрямца нашего. Вот был романтик, так романтик! Тоже, вроде тебя, считал, что можно огромные деньги благородными подвигами зарабатывать. Рассказать тебе его историю? Или ты и так занешь?

Это была большая удача. Именно об Энвисе собирался Язон поговорить с Олафом Витом, потому что именно Энвис знал больше других о секретах кетчеров, именно ему доверили загадочные хозяева «Овна» управление звездолетом «Девятнадцать шестьдесят один». Узнать как можно больше об этом человеке было стратегической задачей Язона. Вот он и начал издалека – с лирики, философии и морали. Заход удался. Олаф сам вырулил в нужном направлении.

– Я ничего не знаю об Энвисе, – честно сказал Язон, – кроме того, что он сам рассказывал нам с тобою перед смертью. Там, на кетчерском звездолете.

– Ну, тогда слушай.

И Олаф Вит рассказал.