— За всю, свою жизнь, я научился тому, как это переступать черту, совершать поступки, которые не отменишь.
Поло опустил руки, и меч из его запястья выпал на землю…
— Уходи прочь, я хочу смерти.
— Но я не могу так, — я отбивал жителей, приближающихся к Поларису и параллельно сам, медленно подходил к нему.
До него осталось каких-то пару шагов, я снял защитный купол, который рассыпался на тысячи мелких осколков. И вот мы уже стоим плечом к плечу, он с опущенными руками, а я все также отбивая волны чудовищ.
— Давай же, я вытащу тебя в реальность… — и я протянул свою руку.
— Моя реальность — страшнее любого кошмара.
— В реальности есть хорошие вещи,
— Добра не существует вовсе, «Добродетель» — это всего лишь один из ликов ужаса. А «Любовь» — мне сложно говорить это слово, поскольку значение этого слова для меня мертво. А «Свет», дорогой мой Страж… Кирилл, да?
— Да, Кирилл.
— Так вот, Страж Кирилл, в отсутствии света — торжествует тьма. А света в моей жизни больше не существует — он повернулся ко мне спиной и подошел почти вплотную к куполу, в который все также бились жители — Выпусти меня… — настаивал он.
— Я не знаю, как мне поступить.
— Все ты прекрасно знаешь, ты стараешься быть добром, и у тебя это получается. Я чувствую его в тебе, и уверен, ты вернешь все на свои места.
— Что ж, да будет так.
— Тяжелое решение, но верное. Запомни, Страж Кирилл, в любви наша благодать, но и в ней наш крах. Нубар сильный противник, он бьет в сердце, уничтожая тебя изнутри, помни об этом.
Защитный купол рассыпался и жители, не теряя времени, набросились на нас. Но я этого уже не видел и с последним упавшим осколком купола на землю я перенес себя в реальность.
Мои щеки были все в крови, и я все же почувствовал боль от удара Поло. Рана на лбу была не глубокая, но которая, возможно, оставит шрам. Тут позади себя я услышал тяжелое дыхание и обернулся. На земле лежал Поларис. Его тело было покрыто рваными и глубокими ранами, из которых сочилась черная вязкая жидкость. Он легким кивком подозвал меня к себе. Я присел у его тела, и он схватился за мою руку.
— Прости за все… — прошептал он из последних сил.
Такими были слова Поло, Полариса — марионетки Нубара.
— Прощаю, — ответил я, уже не слышавшему моих слов Поло, чья рука, ослабив хватку, упала на землю.
Кирилл не дождавшись приглашения, вошел в дом и чуть сразу не уперся головой в лопнувшую балку. Рана на лбу пульсировала болью, а правая рука, державшая недавно меч, противно ныла. Запах мгновенно ударил ему в нос своим чарующим ароматом сырости и гнили.
В доме была лишь одна комната и чулан. По середине комнаты стоял деревянный стол, очень большой и массивный и две обычные табуретки. Стол никак не вписывался в интерьер сооружения, он как сияющая бляха на старом порванном кожаном ремне, блестел и хотел сказать:
— Ну и что? Вот он я, такой красивый…
Пол был сухой и прогнивший в некоторых местах. Ступая осторожно по нему, Кирилл не услышал даже скрипа. Старый шкаф на полках которого, покрывшись обильным слоем пыли, стояли двух и трехлитровые банки с неизвестным содержанием. Присмотревшись в них, он распознал древнюю консервацию.
Наиболее во всем интерьере Стража смутил вход в чулан. Он явно был не из этого мира или может являлся входом в другой мир. Находясь в конце комнаты, он был полностью забитый остатками всяких старых предметов, но ко всему этому, была одна вещь, которая никак не вписывалась в эту убогость, это кожаное кресло, протертое в некоторых местах. Такое чувство, что на этом кресле Кто-то или Что-то очень часто обитало, проводило здесь часы отдыха и раздумий.
За креслом стояло большое овальное зеркало с резной деревянной рамкой.
— Где-то я уже видел подобное — спросил Кирилл, в пол голоса у бездушной вещицы, без которой не может обойтись ни одна порядочная девушка.
— Да, правду говоришь, — продолжал он рассуждать сам с собой, — На рисунке Лады было изображено зеркало, в котором отображались лица моих друзей.
— Но какая здесь связь?
Обойдя кресло, он приблизился к зеркалу. Ничего не обычного в нем Страж не увидел, лишь только свое отражение.
— Ну, и рожа у тебя Шарапов, — процитировал он слова великого Глеба Жеглова, поглаживая рану на лбу, к которой прилипли волосы его чёлки и притронулся рукавом к ране, вытирая кровь.
— Ну что ж, попытка не пытка.
Кирилл закрыл глаза ладонью и прикоснулся к зеркалу. Он почувствовал внезапный приступ тошноты, как будто прикоснулся к чему-то мерзкому, скользкому и холодному, словно это было не зеркало, а некое живое желеобразное существо, которое с его прикосновением мгновенно ожило, пульсируя, поглотило его.
***