Я не знал, был ли он таким до армии. Судя по фотографиям, которые я видел у Врубеля – не был. Обычный мажорчик, которому было позволено чуть больше, чем простым смертным, по праву рождения в семье уважаемых дипломатов. Он и пользовался своими правами с известной долей осторожности и, кажется, никогда не переступал ту грань, которая отделяет обычного подонка от преступника. Конечно, в его послужном списке имелась та же спекуляция – но в СССР образца 1984 года на это правонарушение часто смотрели сквозь пальцы, а сажали только тех, кто зарвался и занялся коллекционированием американских долларов. В общем, ничего выдающегося в Бобе не было – в девяностые он бы вообще считался едва ли не святым.
Но за годы армейской службы Боб явно одичал и изменился не в лучшую сторону. Честно говоря, меня это пугало; разобравшись с его подручными, я подсознательно ожидал, что осенью меня ждет встреча с кем-то подобным – то есть с попутавшим берега маменькиным сынком, который спасует перед активным сопротивлением. Но этого Боба я бы на понт не взял – и не очень высоко оценивал свои шансы в прямой и равной схватке с ним. Именно поэтому я и набил сумку различным добром, от которого, наверное, уже избавился послушный Андрей. Но теперь оно мне было и не нужно.
Боб в связанном и оглушенном виде лежал в сарае на даче старика, а целый генерал-майор КГБ был готов помочь мне разобраться в мотивах, которыми руководствовался этот товарищ. Правда, мне они были уже не так интересны; скорее, я просто радовался, что этот этап моей второй жизни подошел к финалу – и я хотел покончить с ним как можно быстрее.
Способы были.
– А мы не можем просто сдать его в милицию? – спросил я.
Валентин посмотрел на меня нечитаемым взглядом.
– Зачем?
– Ну... чтобы не возиться с ним самим? Пусть тот капитан Соловьев большую звездочку зарабатывает, думаю, ему за быстрое раскрытие убийства что-нибудь перепадет, – предположил я.
– Ты серьезно? – в голосе Валентина послышалось явное недоумение.
– Ну да... просто я не знаю, что с ним делать, – признался я.
– Я могу тебе помочь. Он же тебе враг?
– Наверное, да... вы к чему это спрашиваете?
– Без наверное, – отрезал он. – Враг. Дальше. Он может навредить тебе или Алле?
В этом вопросе я уже не колебался.
– Может, конечно, иначе бы зачем я к нему в логово полез.
– Вот. Теперь повтори это – вслух или про себя, неважно. Он – враг, и он может навредить тебе или Алле. Зачем же тебе отдавать его милиции и помогать этому капитану стать майором?
– Чтобы всё было по закону?
– По закону... ну-ка, прикури мне.
Я снова выполнил его просьбу и закурил сам. Мы с минуту помолчали – Валентин о чем-то напряженно думал, а я его не торопил.
– Кажется, ты знаком с уголовным кодексом? – я кивнул. – Вот и хорошо. Расскажи, что ему полагается по закону.
Я припомнил соответствующие статьи.
– Ну... дисбат точно – за побег из части, да ещё и с оружием. Но у нас действует принцип поглощения меньшего наказания большим... а за дезертирство дадут явно меньше, чем за убийство. Убийство... это сто вторая... как судья посмотрит, до пятнашки, думаю. Расстрел вряд ли.
Валентин хмыкнул.
– Если к твоему энтузиазму добавить ещё и юридическое образование – цены тебе не было бы, – сказал он. – Но хватит предположений, давай лучше я расскажу, как всё будет в настоящем суде. Адвокат расскажет, как его подзащитный узнал о том, что его возлюбленная ему изменила, повредился рассудком и сбежал в направлении дома, чтобы вернуть свою невесту. По дороге пережил кучу неприятностей, что только усугубило его состояние. Пошел к подруге своей девушки, та наговорила всяких гадостей, он окончательно впал в состояние сильного душевного волнения... какая это статья?
– Сто четвертая, – буркнул я.
Мне уже было понятно, к чему он ведет.
– Правильно, – одобрительно кивнул Валентин, – сто четвертая. Все эти слова адвоката будут подкрепляться пачкой справок и экспертиз, из которых судья сделает единственный разумный вывод – твой Боб в момент убийства не осознавал, что делает. Его направят на принудительное лечение в психиатрической клинике... а там ему создадут условия, как в санатории, без лекарств и процедур. Отдохнет пару лет, потом его тихо выпишут – мол, сняли склонность к пограничным состояниям, и пациент готов к возвращению в общество. Угадай, что он сделает в первую очередь, как окажется на свободе?
– Придет к нам с Аллой, – мрачно сказал я.
– Верно. Так что, ты готов передать задержанного группой старшего лейтенанта Хорошилова возможного преступника в руки милиции?
***