Мир Стругацких. Полдень и Полночь

* * *

Павел стоял на коленях. Прошедшая по станции дрожь оповестила, что «Тьма» отстыковалась и приступила к погружению. Он поднялся, возвратился в кресло и уставился в пустоту.

Он не слышал, как тихо лопнула перепонка люка, лишь когда ладони опустились на его плечи, слегка вздрогнул. А потом прижался щекой сначала к левой, а потом к правой.

Зеркальное покрытие скафандра слегка холодило кожу.

Документ 8

Конфиденциально!

Только для членов Президиума Всемирного Совета!

Экз. № 115

Содержание: запись собеседования, состоявшегося в «Доме Леонида» (Краслава, Латвия) 14 мая 99 года.

Участники: Л. А. Горбовский, член Всемирного Совета; Г. Ю. Комов, член Всемирного Совета, врио президента сектора «Урал-Север» КК-2; Д. А. Логовенко, зам. директора Харьковского филиала ИМИ.

(Извлечение)

Комов: А вам не кажется, что аморально повергать человечество в состояние шока? Создавать в массовой психологии комплекс неполноценности, ставить молодежь перед фактом конечности ее возможностей!

Логовенко: Вот я и пришел к вам – чтобы искать выход.

Комов: Выход один. Вы должны покинуть Землю.

Логовенко: Геннадий Юрьевич, я повторяю: несмотря на наши нечеловеческие возможности, способность активировать третью импульсную и переходить с уровня на уровень бытия, мы все равно остаемся людьми. Вы понимаете? Людьми! И никуда с Земли уходить не хотим – здесь наши семьи, родные, друзья. Ах, как было бы прекрасно, если бы людены на Земле не жили, если бы они теряли все человеческое, превращаясь в этакие сверхкосмические стихии! Тогда бы мы ушли, и никто бы не заметил. Не было бы этого разговора, в конце концов. Но наше общее несчастье в том, что человеческое из человека, даже на новом витке развития, никакими импульсными системами не выкорчевать. Мы не в силах оторвать себя от родных и любимых!

Горбовский: А!

Логовенко: Что вы сказали?

Горбовский: Ничего, ничего, я внимательно слушаю.

(Конец извлечения)

(Конец документа 8)

Между полднем и полночью

Игорь Московит Бдительный комсомолец

– Воздух! – фальцетом выкрикнул дед Михалыч, одноногий инвалид империалистической войны.

Рабочие – женщины, старики и дети – горохом посыпались с бруствера, в страхе поглядывая на высокое небо. К налетам фашистской авиации на строительстве оборонительных укреплений Лужского рубежа уже успели привыкнуть.

На бруствере остались двое. Михалыч, с кряхтением примеривающийся, как бы половчее сползти в траншею, и шестнадцатилетний школьник Аркаша. Длинный, худой, он задумчиво всматривался в синеву, где еле двигался угловатый силуэт вражеского самолета.

Аркаша достал из кармана несвежий носовой платок, снял очки и не спеша протер стекла.

– «Рама»! – громко возвестил он, водрузив очки на красивый, орлиный нос.

«Рама»… «рама»… «разведчик»… – пронеслось вдоль траншеи. – Вылезай, бабоньки!..»

Поругивая паникера Михалыча, рабочие полезли наверх. Старик, которому явно хотелось провалиться сквозь землю, виновато переминался с живой ноги на деревянную, но вспомнив, что он как-никак десятник, выпрямил спину и пробурчал, обращаясь к старшекласснику:

– Ты бы, милок, за водицей сбегал, пока тихо… Кашеварить пора…

– Угу, – буркнул Аркаша.