Мир Стругацких. Рассвет и Полдень

Антон вскинул голову и заметил взгляд медсестры. Маша тут же отвернулась, но ее жалость, будто кислота, плеснула ему в лицо, сжигая мясо и кости. Он умер, он давно уже умер. Человек по имени Антон, он же дон Румата Эсторский, остался лежать бездыханным той ночью в дворцовых покоях, залитых кровью. А здесь и сейчас существовала лишь оболочка, пустышка, каким-то неведомым обманом завладевшая чужими воспоминаниями.

– Я согласен, – сказал Антон.

Шестой день отец Кабани не выходил из винных погребов. И хорошо бы, как раньше: в обнимку с радушным хозяином брести вдоль пузатых дубовых шеренг, петь и вести умные беседы, вскрывать один бочонок за другим, подставляя бокалы под шипучее ируканское, густое коричневое эсторское, белое соанское… Да хоть бы даже под обычное пиво! Но нет: нынче отец Кабани был трезв. Нынче винные погреба пали, оскверненные его спиртогонными агрегатами. Лучшие сорта лились в бездонные утробы «адских машин», чтобы на выходе дать очередную бутыль горючей воды. Что поделать? Брага из брюквы, овса и хмеля не успевала вызревать, а вино, даже легкая ируканская шипучка, после перегонки сжигало орденские осадные машины не хуже, чем небесный огонь.

Никогда еще отец Кабани не чувствовал себя большим святотатцем, чем сейчас.

Он не отходил от агрегатов. Серый, с лицом опухшим более, чем в периоды беспробудного пьянства, он кормил и кормил ненасытных чудовищ.

Дважды в сутки толпы арканарцев шли на приступ. Отец Кабани держал двери открытыми – иначе можно было задохнуться – и приучил себя слышать, как идет сражение. Нарастающий, словно ветер северных морей, гул – это очередной штурм. Лязг, скрежет, свист, лопающееся дерево, вопли умирающих и сквернословие живых – это битва на стенах. Неистовый рев барона – это безумие последнего удара, после которого замок или падет, или перемелет очередную волну вчерашних обывателей Арканара. Радостные вопли вперемешку со стонами – еще несколько часов жизни.

А еще днями и ночами из-за стен доносился перестук топоров и взвизги пил. Осаждающие валили лес и собирали осадные машины. Это извечное грохотание, будто щелканье гигантских метрономов, подгоняло отца Кабани. Стеновые баллисты и требюшеты были давно разбиты, вся надежда оставалась на горючую воду – тайное оружие защитников. Как-то вдруг вышло, что именно от отца Кабани, самого мирного человека в замке, стало зависеть: устоят ли они против орденских монстров, когда тех двинут к стенам.

Нынешний штурм, похоже, подходил к концу. В криках нападающих не было былого азарта и ярости, все чаще лязг сечи прорезали отчаянные заячьи взвизги. Отец Кабани слышал команды баронских десятников: резкие, как лопнувшая тетива, и уверенные, будто артель мясников разделывает коровьи туши. Еще немного, и арканарские толпы покатятся со стен замка, теряя оружие и товарищей. Какой это приступ? десятый? сотый? Ему недосуг было считать, он наполнял очередную бутыль.

Сверху загремел победный клич барона. Его подхватили дружинники, вопль понесся по стенам замка, раскатился по переходам и лестницам, взметнул радость победы к верхушке донжона и… оборвался.

Отец Кабани чуть не уронил бутыль – так непривычна и так страшна была нагрянувшая тишина.

А в следующий миг над замком проплыл горький стон. Зазвучали команды – злые и тревожные, но без прежней уверенности.

Ледяное предчувствие сжало сердце.

– Черные роты пошли на штурм, – раздался за спиной тихий голос. – Командорам надоела вся эта возня.

Отец Кабани выронил бутыль. В последний миг подставил ногу – тяжеленный сосуд отбил голень, скатился по пальцам и увяз в опилках на полу.

– Кто здесь? – выдохнул отец Кабани.

Из тьмы выступила кривая фигура в черной рясе братьев.

– Меня зовут Арата, – сказал незнакомец, откидывая капюшон.

Впервые за долгие годы рука отца Кабани взметнулась, чтобы отогнать святым знамением нечистого. Чужак был страшен. Выпученный правый глаз едва ворочался, под прицелом мутного бельма холодели ноги. Рабское клеймо накрыло лоб печатью дьявола. Пальцы с вырванными ногтями были в беспрестанном движении, будто лапки агонизирующего паука.

– Дон Кондор шлет приветы и рассчитывает, что вы продержитесь этот день. Завтра из Соаны выходит военный флот, герцогство Ируканское вторгнется с суши…

– Как вы сюда попали?

– Неважно. Важно, что к рассвету мы с вами подготовим знатный сюрприз для Ордена. Нынешний штурм – просто разведка. За ночь они доделают осадные башни и тараны, и к утру двинут к замку все силы. Нам нужно, чтобы армия увязла, чтобы святые братья лезли на стены, позабыв обо всем. Вы готовы?

Отец Кабани растерялся:

– Я? Это надо сказать барону… он, значит, главный в замке…

– В другой раз, – Арата ухмыльнулся, и его изуродованное лицо пошло пятнами. – У меня, достопочтимый отец, сложные отношения с золоченой сволочью. Даже с теми из них, у которых есть обручи с изумрудами.

Внезапно над их головами раздались вопли, загрохотали шаги, и в погреб скатился дружинник. Арата отступил в тень и словно растворился. Вояка наткнулся на отца Кабани, повис на нем и, кривя искусанные губы, заорал: