Мир Стругацких. Рассвет и Полдень

Но в этот раз корнеевская печаль была обоснована.

В самом центре дивана зияла обрамленная махрами ткани дыра с неровными драными краями. Словно что-то то ли пыталось забраться в диван – то ли, наоборот, выбраться из него. И ни первый, ни второй варианты мне, прямо скажем, не понравились.

Я поежился и отодвинулся подальше, подумывая, не укрепить ли зеркальную стену кирпичами.

– А починить его, того… никак нельзя? – ощущая, впрочем, всю глупость своего вопроса, поинтересовался я.

Корнеев бросил на меня уничтожающий взгляд. За моей спиной что-то зашипело, и запахло паленой бумагой.

– Нельзя, – тихо сказал Эдик. – Это же старинная работа, теперь уже такое не делают.

– Ну кто мог это быть! – взвыл Корнеев. – Кто? Мальчик-с-пальчик мстит? Но то же была просто шутка! Пространственные черви? Их еще в том году случайно на рыбалку выгуляли! Магический континуум пожрал самое себя?

Я не совсем понимал, о чем говорит Витька – но вот именно эта дыра выглядела как-то подозрительно знакомо. Было у меня такое чувство, что…

– А идею мыши уже рассматривали? – вслух спросил я.

– Мышь? – махнул рукой Эдик. – Но это… ах… так… банально…

– Ну не знаю, диван погрызен весьма материально, – пожал я плечами.

Роман почесал голову, присел на корточки и внимательно вгляделся в дыру. Потом поморщился и осторожно запустил туда руку.

– Смотри, – предупредил его Эдик. – Оно там еще может быть. А конечности у нас отращивают пока только в рамках экспериментальной программы. И не факт, что новая будет соответствовать твоему биологическому виду.

Роман снова поморщился – на этот раз что-то нащупав в глубине дивана.

– Как минимум теперь мы знаем, что оно живое, – мрачно процедил он.

– Почему? – осведомился Амперян.

Роман, продолжая морщиться, вытащил руку и показал нам раскрытую ладонь.

– Вот же скотина! – взвился Корнеев. – Мало того что диван сожрала, так еще и нагадила туда!

Магистры сидели подавленные. Кажется, что банальность мыши убила их не хуже, чем сам поврежденный диван.

Пришедший через полчаса Камноедов подтвердил мою версию про мышь и пустился в пространные воспоминания о том, как во времена Готфрида Бульонского на их обоз напали дикие лесные мыши. Вскоре к обсуждению muridae подключился Киврин, возразивший, что при дворе Ивана Грозного шастали такие мыши, что камноедовских лесных одним ударом хвоста поперешибли бы – а вскоре и Хунта, уточнивший, что самые правильные мыши водятся в Испании, а кто с этим не согласен, тому он докажет в два пополуночи на внутреннем дворе.

Витькина лаборатория начала наполняться людьми. Они скорбно вздыхали, трепали Корнеева по плечу, и мне казалось, что еще чуть-чуть – и начнут возлагать к подножию дивана цветы и венки.

Наконец появился Один.

Он задумчиво осмотрел диван, повздыхал, развел руками и сказал, что да, конечно, он давно уже работает исключительно с техникой… мнэээ… технического плана… и кроме того, в связи с некоторыми моментами… вы же понимаете… но, в общем, у него есть хорошая знакомая швея… так что она поможет залатать. Конечно, он не гарантирует, что производительность дивана останется в полном объеме – сами понимаете, уменьшение его составляющих не позволит поддерживать то же КПД, но тем не менее… мнэээ… лучше, чем ничего.

Витька, мрачнее тучи, согласился, что таки да, лучше, чем ничего.

Теперь оставалась сущая мелочь – решить вопрос с мышью. То есть попросту изгнать ее из Института восвояси.

Во всяком случае, мы так думали – но уже через пару часов поняли, как жестоко ошибались. Надо было сразу сообразить, что даже если мышь, которая позарилась на диван Бен Бецалеля, и была банальной норушкой, то после своей трапезы она таковой никак не могла остаться.

Все маги Института потерпели полный крах.

Мышь словно издевалась над ними – а может, и не словно.

Она просто не ловилась.

Самым активным, конечно же, оказался Выбегалло. Он выдал на-гора кучу идей, которые хотя бы на первый взгляд выглядели полезными. Разумеется, самонакидывающийся на мышей сыр протух через три секунды и был торжественно захоронен на полигоне ненужными дублями, а самонаводящаяся мышеловка поймала семь дублей, двух домовых, шесть магистров и самого Выбегалло – но тем не менее что-то потенциальное в его идеях было.

Молодые магистры во главе с Романом усиленно наводили разнообразные галлюцинации – такой плотности и ядрености, что сами вздрагивали, когда натыкались по углам на гигантских саблезубых котов с горящими глазами.

Мышь не ловилась.

Хунта консультировался с Кощеем на предмет всяческих ловушек. «Молот ведьм» предлагал им механизмы несколько большего, чем то требовалось, размера и несколько иной физиологической направленности. Кощей настаивал на масштабе 10:1, Хунта – памятуя о выбегаллиной мышеловке – не хотел рисковать сотрудниками.

Киврин печально говорил о том, что т-только л-лаской, т-только л-любовью и л-лаской можно уговорить живое существо. Но свирепое лицо Витьки не давало любви и ласке никакого шанса.