Мир Стругацких. Рассвет и Полдень

– У нас мышь, – понимая, что задание провалено, в отчаянии сообщил я. – Сожрала – ну то есть, частично – диван… то есть транслятор… и теперь бродит по институту. И никто не может с ней справиться… неделю уже…

Я беспомощно развел руками.

Кот приосанился и погладил усы.

– Василий, вот клянусь, вообще никто, – кажется, я нащупал верный путь. – Ни я, ни Корнеев, ни Амперян с Ойрой-Ойрой, ни куча выбегалловских лаборантов, ни… – я с опаской глянул на небо. – …ни Хунта с Кивриным… никто… Вот, к тебе и послали. Как к последней надежде.

Кот расплылся в довольной улыбке.

В кошачьем исполнении она выглядела довольно жутко.

* * *

Кот сидел в центре Витькиной лаборатории и явно наслаждался вниманием. Его окружал абсолютно весь профессорский состав, второе кольцо составляли магистры, а где-то на периферии дышали в затылки простые лаборанты. Дублей до таинства не допустили.

Кот небрежно повел лапой.

Мы затаили дыхание.

Кот снова – уже настойчиво – повел лапой.

– Предоплата! – потребовал он.

– Ах да, к-конечно! – засуетился Киврин.

Перед котом возникли три блюдечка. Судя по всему, в одном из них было молоко, в другом сметана, а в третьем шевелилось что-то, на что даже Киврин стал поглядывать с подозрением.

Василий брезгливо обнюхал все подношения, а затем с видом императора, снизошедшего до черни, стал сосредоточенно лакать молоко.

Потом сел на хвост и задумчиво прикрыл глаза.

Когда из-под усов донеслось явственное храпение, Хунта не выдержал и потыкал кота тростью.

– Уважаемый, – сухо сказал бывший Великий Инквизитор. – Принято, чтобы между предоплатой и работой был не слишком большой перерыв.

Кот презрительно фыркнул и снова повел лапой.

Мы опять затаили дыхание.

Кот поморщился и тряхнул лапой уже с раздражением.

Роман хлопнул себя по лбу, куда-то нагнулся и протянул Василию гусли.

Кот одобрительно кивнул, поудобнее устроился на хвосте, мечтательно закатил глаза – и вдарил когтями по струнам.

Одна из струн с истошным визгом лопнула. Хунта поморщился, Киврин закрыл уши руками, и даже Модест Матвеевич судорожно дернул головой.

Кот скептически оглядел гусли и протянул в нашу сторону лапу. Тут же в ней материализовалась созданная кем-то струна. Кот глянул на нее, отшвырнул в сторону и снова сделал требовательное движение.

Эдик что-то зашептал Витьке.

– Да я что, разбираюсь, что ли, в ваших ре-бемолях, мю-реболях, – громко буркнул тот. – Сам и делай.

Эдик элегантно повел кистью – и в лапе у кота возникла, по-видимому, нужная струна, поскольку тот, одобрительно кивнув, стал прилаживать ее к гуслям. Затем снова поерзал на хвосте, придал морде одухотворенное выражение – и начал терзать инструмент.

Играл кот, прямо скажем, препаршиво.

Если на открытом пространстве шум природы и акустика – точнее, ее отсутствие – еще как-то сглаживали общую убогость его музицирования, то тут, в помещении, все явилось в своем первозданном, каком-то хтоническом, кошмаре.

Через пару минут где-то в стене зашебуршало, и из дырки с громким бумканьем вывалилась мышь.

* * *

Через неделю в штате Института появился некий сотрудник Мыш, приписанный к отделу Универсальных Превращений и негласно назначенный правой рукой Виктора Корнеева.

Вот так-то.

Марина Ясинская Aldan M.A.G. 3,14

От вида довольной физиономии Сашки Сазонова, моего соседа по комнате в общаге, мне хотелось заскрежетать зубами. Разумеется, он-то уже «отстрелялся» и теперь со свободной совестью пакует чемодан в Турцию, где будет беззаботно наслаждаться всеми прелестями умеренно-бюджетного «все включено».

А вот мне еще только предстояло выставить оценки и написать отзывы итоговым работам заочников, а также представить подробный план диссертации и научную статью. Впрочем, во всем этом я был виноват сам. Особенно со статьей; незадолго до сессии мой научрук Дефис Глаголович Тире поймал меня на том, что я безнадежно опоздал на лекцию у второкурсников. Честно признаться, что выпивал накануне с друзьями, я не смог и потому сдуру ляпнул, что всю ночь писал статью в «Паралитературный критик». Дефис настолько впечатлился, что отпустил меня без взыскания. Но вранья моего не забыл и сейчас, в конце учебного года, потребовал, чтобы я ему эту статью предоставил. А я снова не смог честно признаться, что все выдумал, и, надеясь получить отсрочку, вяло промямлил, что ее пока не опубликовали. Однако Дефис на мою уловку не повелся и к концу недели велел показать хотя бы текст…

С заочниками я тоже сам протянул до последнего; все остальные аспиранты давно прочитали и оценили экзаменационные рассказы своих студентов, я же все откладывал на потом, мне хотелось свободы, последних сеансов в кино, хорошей компании в ночных клубах и компьютерных игр до раннего утра…