Оставшиеся тридцать минут своей без того короткой жизни мышь пошевелилась всего единожды. Она вытащила нос из прутьев клетки и, словно маленький больной старичок, прошагала, хотя скорее даже прошаркала в угол с тенью. По пути с неё упало ещё несколько клочков шерсти.
Ждать полного описания картины вскрытия придётся достаточно долго, а у меня уже совершенно не было желания и сил находиться в лаборатории. Я побрёл из кабинета к лифту, стараясь не думать ни о чём. Но не получалось.
Устроившись лицом в подушку, я быстро понял, что так совершенно невозможно дышать, а воздух был и без того довольно затхлый. Перевернулся на спину и закрыл глаза. Сонливость и усталость вдруг как рукой сняло. Не может быть, чтобы я на самом деле не вымотался. Скорее наоборот, вымотался настолько, что у организма было мало сил даже на отдых. Само собой, ведь отдых – тоже активный процесс, требующий энергии. Не требует энергии разве что мёртвый…
Старый особняк глубоко в лесу, секретная лаборатория фармацевтического гиганта, загадочный вирус, убивающий недостойных его генов, безумный учёный, таинственный глава компании… Мысли и обрывки воспоминаний метеоритным дождём проносились в голове, а я пытался его как-то упорядочить.
Маркус всё жаловался на мистера Спенсера, которому нужны были результаты. Знает ли он, каких именно результатов мы пока что добились? Если Биркин и Вескер не дураки, то стопроцентно должны были рассказать ему всю неоднозначность ситуации. Или опять же, возвращаясь к тому вопросу, – неужели только мне настолько не по себе посреди этих событий?
Я шёл по улице. Под ногами у меня чавкал тонкий слой слякоти, ветер прицельно метал крупные хлопья снежинок прямо в глаза, облака превращали прозрачное солнечное сияние в отдающую дымкой серость. Кругом было привычно уже настолько тихо. Ни единого звука. Ни единого намёка на присутствие людей. Пятый квартал был позади, а мне так и не встретилось ни одной машины, ни одного человека.
В очередной раз мне откровенно надоело ждать зелёный сигнал светофора, когда кругом нет никого, кроме меня и ветра. Я перешёл очередной перекрёсток, как из-за дома на углу вышел силуэт и встал у дороги боком ко мне. Сейчас, если я подойду к нему, он обязательно будет осуждать меня. Но не пройти мимо я могу, мой путь этим утром лежит только прямо.
– Оно того не стоило, – произнёс силуэт, когда мне оставалось до него два метра.
– Ты не знаешь, чего хотел я. И я не просил ничем за это платить, – уйти от разговора тоже не получится.
– Нет, я всё знаю, – силуэт повернул лицо ко мне и тут же отвернулся обратно к дороге. Черты его лица мгновенно испарились из моей памяти, – Ты хотел всего лишь сделать этот мир чуточку лучше. Но не тебе решать, что вообще нужно делать с этим миром.
– Почему это? Я – его часть. И я могу его изменять. Значит, я могу и решать, что с ним делать.
– Это не так, – силуэт покачал головой, – Ты всё слишком упрощаешь. Ты считаешь, что добро для многих – это добро для всех. Но ты так до сих пор и не понял, что люди слишком порочны, чтобы жить в добре для всех.
– Все до единого?
– В том-то и дело, что нет. Самые жадные, самые властные, самые корыстные из числа сильных мира сего никогда не позволят тебе отнять их голос. Слабые никогда не признают новые идеалы, покуда старые ещё во плоти. Понимающие никогда не смирятся с несовершенством. Но таков баланс человечества. Стороны всегда побеждают по очереди. Таков закон.
– Нет, – ответил я с несвойственной жёсткостью, – Это не тот закон, который нельзя нарушить.
– Его можно нарушить, но посмотри, к чему это привело?
Кроме снега на улице ничего и никого не прибавилось. Я не знаю, проедет ли мимо меня ещё когда-нибудь машина, пройдёт ли спешащий пешеход, прошмыгнёт ли шумная детвора, прозвенит ли велосипедный звонок за спиной.
– Они просто были не готовы. Осознать и принять такое очень сложно.
– Не нарушай естественный ход вещей.
– Я не нарушаю. Я – часть этого мира, и я не могу выйти за рамки его правил. Что бы я ни сделал, оно не может не вписаться в них. И я знаю, в чём вся проблема.
Силуэт снова повернулся ко мне лицом, и меня обдало сухим жаром со всех сторон. Свежий весенний воздух словно сдуло пустынным ветром.
– Проблема лишь в нашем разуме, – еле шевеля губами произнёс я и тут же широко открыл глаза.
Тёмная комната, духота, старая кровать под спиной, собственный сонный голос, прозвучавший вдруг сквозь сон. Я всё-таки задремал…
***