Мир тесен

— Катенька, — хотел было остановить её Гриша, но потом махнул рукой: он хорошо знал, что теперь Катеньку ни переубедить, ни остановить невозможно. И Гриша продолжал заполнять истории болезней, подумав, что раньше, чем через два часа Катенька не вернется, потому что лазарет от их дома далеко, на другом конце города.

Но едва прошёл час, как двери Гришиного кабинета широко распахнулись и сияющая, раскрасневшаяся, ворвалась Катенька, победно положила на стол сверток, быстро развернула его.

— Смотрите, Гриша, целая банка вишнёвого! А здесь в стакане, малиновое. А это розетки и ложечки, и чайник заварной, правда, симпатичный? У нас два было. Два же не нужно в одном доме, так мама дала, она у нас все понимает, Гриша, родненький! А вишнёвого-то целая банка! И я ещё принесу, я много принесу, у нас всегда запас будет, мы его в нашем столе держать будем. Когда кому плохо, пожалуйста, чай с вареньем — сразу легче станет. Гриша, можно я с вами в палату пойду? Я буду тихонько себя вести и говорить шепотом. Гриша, да бросайте свои противные бумажки. Кому нужна эта писанина?

— Так, Катенька, сейчас не время. — Гриша посмотрел на часы. — Мертвый час, сейчас отдыхают больные, спят.

— Вот неудача. А скоро он кончится? Давайте пока чай вскипятим, заварим, я и заварки из дому взяла. Мама говорит, что из общего котла чай невкусный и вообще из самовара вкуснее. Они ведь сколько домашнего чая не пили? То на фронте, то в госпитале… Мы завтра с подружкой сюда самовар принесём, у нас дома есть, ведерный такой. Это ещё бабушкин самовар, тульский. Прелесть, только на чердаке он позеленел весь, я его завтра толченым кирпичом так отчищу — сиять будет!

— Да это, Катенька, всё лишнее, — пробовал урезонить её Гриша.

— Ты же, Гриша, не любишь чай и не знаешь, а мы с мамой любим, мы больше понимаем? Я тебе не мешаю, и ты мне не мешай, — обиделась Катенька. — Давай лучше чай вскипятим, стаканы найдём.

— Так это, Катенька, на кухне всё есть.

— Тогда пошли туда, уже скоро же проснутся!

Грише пришлось отложить все дела и подчиниться Катеньке.

Нелюдимый, властный госпитальный шефповар Иван Алексеевич, лысый толстяк с поломанным и оттого огромным левым ухом и тяжелым взглядом заплывших свинцовых глаз, к большому удивлению Гриши, охотно пошёл под команду Катеньки.

— Ой, какая чистота здесь! Ой, как хорошо у вас! Прелесть просто! — затараторила Катенька, едва они вошли на кухню.

— Вон тот толстый, у окна, шефповар Иван Алексеевич, — шепнул ей Гриша.

— Ой, какой милый! — восхитилась Катенька и поспешила к нему через всю кухню.

— Здрасьте, Иван Алексеевич, я чай пришла сделать, раненым чай, домашний, с вареньем, я всё свое принесла. Ой, как у вас здесь хорошо. Прелесть! Чистота какая! Наверное, и на царской кухне хуже, правда же, а? Это хорошо будет раненым — чай с вареньем, да? А колпак у вас, ах, какой милый! — И Катенька, привстав на цыпочки, ласково погладила Ивана Алексеевича по голове. — Ну так что, давайте напоим раненых чаем, настоящим, свежим чаем с вареньем?!

Повар стоял молча, как всегда, угрюмый, недовольный, словно прислушивался своим громадным уродливым ухом и к словам Катеньки, и к тому, какое действие имеют на него эти слова. Прислушивался сам к себе — доходило до него всё медленно. А потом сразу неуклюже засуетился, глаза его оживились и просветлели.

— Очень это вы молодцом, барышня, все, как часы, будет сделано, — вытирая ладони о свой большой живот, приговаривал Иван Алексеевич.

А Гриша-то по дороге на кухню опасался, что старый повар нагрубит, оборвёт, а то и прогонит Катеньку, и теперь поражался, откуда у девочки взялась такая власть над этим чудовищем, перед которым не только весь кухонный штат по одной половице ходил, но и врачи не смели к нему придраться или перечить.

— Нет-нет, не в общем котле! Сначала вскипятим воду вот в этом голубом чайнике, а потом в заварном заварим! — командовала Катенька. — И давайте стаканы! Эти не пойдут. Что у вас нет получше стаканов!

— Есть, есть, как часы будет сделано, — суетился Иван Алексеевич и, не отдавая никому приказаний, грузно переваливаясь с ноги на ногу, побежал через всю большую кухню в другую комнату и принёс на отличном подносе несколько тонких стаканов в подстаканниках черненого серебра.

Разливая по стаканам чай и раскладывая варенье по розеткам, Катенька очень волновалась:

— Первого мы с вами, Гриша, напоим Сережу Воробьёва. В какой он палате лежит?

Санитарка принесла Катеньке халат. Он оказался ей велик, это её очень огорчило:

— Тоже мне, в нём я как чучело, да, Гриша?

— У меня в кабинете сестры милосердия Леночки халат висит, сбегайте, возьмите, он вам будет впору, только широк.

— Широк это ничего, широк, это можно запахнуться!

Белоснежный Леночкин халат обрадовал девочку.