Читаем Мир тесен полностью

Мне шел тридцать третий год. Пожалуй, следовало подвести некоторые итоги жизни. Они были неудовлетворительны. Начальник рации на скромном работяге-сухогрузе, шастающем вдоль берегов Камчатки, Чукотки и Курил, — достижение не из великих. На заочном отделении истфака — вы правильно догадались — я не доучился. Правда, недостаток образования добирал книгами. Читал много и в общем-то без разбора, но, пожалуй, была и система. Классики всех времен и народов шли вне очереди. Читал я попадавшиеся в библиотеках книги по философии — от нашей до буддистской. Ломал себе и без того не крепкие, помнившие цингу зубы, к примеру, на трудном китайском учении о единении душ Да-тун. Выписывал из книг понравившиеся цитаты в общую тетрадь. Иногда посылал их в письмах Светке. «Вот я прочел, — писал я, — что самая сильная страсть человека — быть отраженным другим человеком. Предпочтительно — женщиной. Что ты об этом думаешь?» Светка писала в ответ: «Борька, я не знаю, хочу ли отразить тебя. Но очень хочу, чтоб мы жили вместе. Кольке десять лет, стал непослушный, учительница говорит, что в школе дерется. Нужна мужская рука…»

Неудовлетворительность первых итогов я усматривал не в скромности служебного положения. Не в том, что так и не получил высшего образования. Это все не беда. Знак минус рисовался в затянувшейся разлуке. Но виноват в этом был только я сам.

Я предупредил в кадрах плавсостава, что плаваю последнее лето.

А «ихий океан решил напоследок показать мне все, что он умеет. Штормы того лета сменяли один другой почти без передышки. С ревом они вздымали наш сухогруз к небесам, низвергали в черные бездны, где не было воздуху, одна водяная пыль, пароход стонал, кричал от боли старыми своими переборками, а мне было впору молиться. Неужто я уцелел на войне, на кронштадтском льду, в торпедных атаках для того, чтобы лечь на холодное дно Охотского моря?

Один из последних рейсов того лета мы выполняли на Владивосток. Приняли там груз, снялись, благополучно пересекли Охотское море. На подходе к Курилам, к проливу Крузенштерна, на нас обрушился очередной шторм. Шли медленные волны-горы, которым ничего не стоило шмякнуть наше суденышко о скалы, именуемые Ловушкой. Наш штатный капитан был в отпуску, а подменный капитан Нефедов, мало мне знакомый, почему-то не вызывал доверия. Наш бы сидел сейчас в своем кресле на мостике, не доставая короткими ножками до палубы, и отдавал толковые распоряжения. А этот Нефедов торчал у локатора, то и дело глядя на развертку, и свет плафона неприятно отражался на его бритой веснушчатой голове. Именно такую картину я увидел, войдя в навигационную рубку с какой-то радиограммой.

Нефедов скомандовал поворот, мы легли на курс, по-моему опасно острый к волне, пошла ужасная бортовая качка, крен достигал критических градусов. Как бы груз не сорвало с креплений — тогда мы погибли. О чем думает этот гололобый, черт его дери? Но думал он верно. Вскоре судно оказалось в бухте Закатной у западного побережья острова Шиашкотан, тут было сравнительно тихо, мы отдали якорь и стали пережидать шторм.

Тогда-то мы и разговорились с Нефедовым. «Начальник, — сказал он, водрузив на голый череп франтоватую фуражку. — Не о тебе ли я слыхал, что ты воевал на Балтике?» Оказалось, что мы с Нефедовым второй раз сходимся на одной палубе. Первый раз сошлись 3 декабря 1941 года — да, да, в ту самую ночь. Нефедов служил на тральщике, на который я сиганул с борта подорвавшегося транспорта. Он был тогда старшиной группы мотористов и парторгом корабля. Как видите, нам было что вспомнить тут, в бухте Закатной, на другом конце земли. Земля-то широко размахнулась — но мир, в сущности, тесен.

Не потому ли тесен, что мы соприкасаемся не только локтями, но и душами?

Я спросил капитана Нефедова, почему, по его мнению, не отправили на помощь «Сталину» отряд кораблей. Вот что он сказал дословно: «Да мы ж собирались идти. В ночь на четвертое декабря и весь день у Гогланда стояли в готовности. Меня комиссар вызвал и говорит — собрание проводить не будем, а предупреди людей, поход будет трудный и опасный. Чтоб каждый коммунист своим примером — ну, сам знаешь. Ты ж партийный? Ну вот. У нас экипаж, между прочим, был замечательный. Ребята — один к одному. Да, готовились идти на помощь. А приказ не поступил».

Сильно штормило в то лето. Но мой последний рейс прошел по тихой воде. Океан словно прощался со мной. Плавно вздымалась в спокойном дыхании его мощная синяя грудь. Он выстелил нам вход в бухту Н. сверкающим солнечным ковром. Он был таким, какими снятся океаны мальчишкам. Или теперь мальчишки перестали читать морские романы?

В эту бухту нам и раньше доводилось заходить — привозили снабжение для военно-морской базы. Я стоял на крыле мостика, смотрел, как солнце садилось за сопки, словно погружаясь в золотую ванну. Стонали краны, вынося из обоих трюмов ящики с грузом. Вдруг среди военных моряков на причале я увидел высокого седоусого капитана первого ранга. Он распоряжался, распекал, снимал стружку — так же грозно и хрипло, как когда-то в Моонзунде…

Перейти на страницу:

Похожие книги