Главное, что дело было сделано, а деньги мною получены. К господину Алексею Александровичу Лопухину — директору департамента полиции, одному из тех немногих, кто хоть что-то знал обо мне, я обращаться не буду. Надо, чтобы он совсем обо мне забыл. Чутье подсказывало мне, что именно с него в первую очередь начнут эти, вдруг откуда-то взявшиеся «пятнистые», а также рыскающие по городу жандармы, которые сейчас просто землю роют в поисках членов Боевой организации. Будь я на их месте, я бы точно так и сделал, а, значит, будем держаться от департамента полиции подальше. И вообще, у того, кто прячется — сто дорог, а у того, кто ищет — только одна. Успокоив себя такими рассуждениями, я двинулся по Садовой.
Войдя в дом мадам Перно, я стал подниматься по лестнице. Чувства мои обострились, как у загнанного зверя. Но ничего подозрительного я не заметил, и, достав из кармана пальто ключ от нумера, открыл им дверь.
Неожиданно кто-то сильно ударил меня в солнечное сплетение, мир вокруг перевернулся, и я на какое-то время потерял сознание. Очнулся от того, что чья-то рука довольно сильно шлепала меня по щеке. Я почувствовал, что лежу на полу лицом вниз, а руки мои связаны за спиной. Открыв глаза, первое, что я увидел, это высокие шнурованные сбоку, то ли ботинки, то ли сапоги. Я, кряхтя, приподнял голову повыше.
На старом венском стуле напротив меня сидел молодой мужчина, с ярко выраженной внешностью уроженца Кавказа, одетый в военную форму, странного покроя, мешковатую, и покрытую разводами черного, темно-зеленого и коричневого цвета. Он нехорошо смотрел на меня, и улыбался.
— Очухался, гнида, — сказал он, даже как-то ласково, — вот и пришла пора тебе ответить за все твои подлые делишки… Александр Васильевич, — обратился он к кому-то, кто, как я понял, стоял позади меня, — вот, полюбуйтесь, сам Евно Азеф, в полном своем непотребстве. Сопротивления не оказал, хотя и держал при себе в кармане «браунинг», - после этих слов «пятнистый» достал из своего кармана мой пистолет, — Но, от полноты впечатлений при нашей с ним встрече даже как-то обоссался.
Только сейчас я почувствовал, что лежу я в луже чего-то теплого. За моей спиной раздался хрипловатый баритон, — Да, Николай Арсеньевич, это он самый, главный злодей, собственной персоной. Евно Фишелевич Азеф: он же — «Иван Николаевич», он же — «Валентин Кузьмич», он же — «Толстый». Перечислив все мои партийные псевдонимы, невидимый мне Александр Васильевич, к моему ужасу, продолжил: он же — «Раскин», высокооплачиваемый агент охранки, и, по совместительству, агент британской разведки, завербованный англичанами еще в бытность его учебы в Карлсруэ. Не так ли, уважаемый ребе? — похоже, что знающий всю мою подноготную человек просто надо мною издевался.
— Золстлэбм — обэрнитланг, — сказал я, неожиданно вспомнив ругательство своей далекой молодости. В переводе с идиша, оно означало: «Чтоб ты жил, но недолго!». Каково же было мое удивление, когда неизвестный ответил мне на моем же родном языке, — А богегениш золстн хобн мит а козак («Чтоб ты повстречался с казаком»), — и добавил немного погодя, — с казаком тебе вряд ли придется встретиться, но, я думаю, что наши ребята вполне сумеют заменить тебе это удовольствие.
Ладно, товарищ старший лейтенант, — сказал он «пятнистому», - хватит тут упражняться в остроумии с этим шлимазлом. Давайте, для полного потрошения везите его к нам на базу, там мы с ребе Азефом сможем поговорить не торопясь и более предметно…
От слов «товарищ» и «потрошить» я на какое-то время впал в полный ступор. Но тут по лестнице прогремели чьи-то шаги, на мою голову и плечи набросили плотный мешок из черной ткани, потом неизвестные подхватили мое упакованное, как у мумии фараона тело, и потащили его, то есть меня, в неизвестном мне направлении.
Ранним утром посыльный принес маркизу Ито короткую записку. В ней сообщалось, что глава русской делегации Великий князь Александр Михайлович хотел бы видеть его в адмиральском салоне для того, чтобы сделать экстренное сообщение. Теряясь в догадках, маркиз поспешил одеться и проследовал туда, где он ежедневно встречался с главой русской делегации, работая над текстом трехстороннего российско-корейско-японского мирного договора, где Российская империя и Корея, перешедшая под протекторат адмирала Ларионова, были победившей стороной, а Япония — побежденной. Отдельными строками в договоре — на это пришлось согласиться — было прописано о восстановлении суверенитета архипелага Рюкю и острова Окинава, и придания православию статуса второй официальной религии Японской империи. Тем более что на божественное происхождение микадо русские не покушались.