Мир-Цирк [Авторский сборник]

Пока Дисус развлекал Алленби, Фикс и Камера сидели рядом, глядя на Большую Арену. Пустой и темный амфитеатр, казалось, поглощал голоса. Одетый в оранжевую клоунскую мантию Камера покачал головой:

— Ужасно.

Фикс откинулся назад и оперся локтями на другой ряд.

— Пока это слухи, Камера. Мы еще не слышали рассказчиков.

— Ты веришь слухам? Фикс кивнул:

— Похоже, Таила права. Даже если Девятый защитит нас, мы не должны подпускать их близко.

Камера откинулся назад и махнул рукой на черное небо.

— Как мы можем не подпускать их, Фикс, если некому отстаивать наши интересы?

— Ты очень хорошо показал это сегодня утром. — Фикс подался вперед и повернулся к клоуну. — Но разве столь тягостные и отвратительные разговоры годятся для слуха клоуна?

Камера пожал плечами:

— Н-да, смеяться особо не над чем.

— Не хотел бы величайший клоун Момуса купить шутку у бедного фокусника?

Камера поднял бровь и улыбнулся:

— Комедия от фокусника?

Фикс дернул плечом:

— Сегодня я видел фокус в исполнении клоуна.

Камера выпрямился:

— Что у тебя там в рукаве, старый трюкач?

— Это-то я тебе расскажу: кое-что посущественней, чем прославленная Иллюзия Возрожденной Руки.

— Сколько ты хочешь за эту любительскую попытку?

Фикс улыбнулся:

— Сколько бы ты заплатил за величайшую шутку, какую только играл в жизни?

Камера засмеялся:

— Вот это да! Старость сделала тебя скромным.

— Камера, перед этой шуткой побледнеют все твои прошлые представления, ибо о ней услышат по всему Квадранту — возможно, даже по всей галактике.

— Фикс, в твоих жилах течет кровь зазывалы. — Великий клоун потер подбородок, потом кивнул: — Ладно, слушаю.

На следующее утро трибуны амфитеатра были набиты битком. В полной тишине Инспектор манежа взял листок бумаги, поданный ему кассиром зрительского сектора. Он прочитал, посмотрел на молчащих делегатов и откашлялся.

— Да-амы-ы-ы и господа! Фокусник Алленби хотел бы обратиться к Большой Арене!

Кассиры тихо сновали среди делегатов. Старший кассир взобрался на трибуну и наклонился к Алленби.

— Алленби, если хочешь говорить, ты должен восемьсот тридцать мовиллов.

Алленби повернулся к Дисусу:

— Заплати ему. — Клоун отсчитал медяки и передал их старшему кассиру. Алленби встал и оглядел Арену.

— Я, Алленби, обращаюсь к вам… просто как Алленби. Сегодня утром, всего несколько минут назад, Государственный секретарь Девятого Квадранта Федерации Обитаемых Планет приказал сместить меня с должности посла на Момусе. — В толпе зашептались, кое-кто зашикал. Алленби опустил глаза, уставившись на спины сидящих перед ним. Толпа затихла. — Если вы останетесь без защиты, Десятый Квадрант принесет вам быстрое и полное уничтожение. А уничтожение, которое принесет Девятый Квадрант, будет хоть и не таким быстрым, зато не менее полным. Вы слышали слова Великой Тайлы. — Алленби обвел взглядом трибуны и остановился на Камере. — Вы также слышали Великого Камеру и знаете, почему Момус не может выбрать представителя для переговоров с Девятым Квадрантом. Но вот что я скажу вам: если Второй Закон не назначит никого блюсти интересы Момуса, то никто и не позаботится соблюсти их.

Сегодня днем посол Хэмфрис будет говорить перед Большой Ареной и убеждать вас поручить форму и методы защиты Момуса его ведомству. Государственный секретарь постановил, что это будет соответствовать законам Квадранта. Если вы сделаете это, то слова Великой Тайлы осуществятся… — Он запнулся и снова опустил глаза. Дисус встал и подошел к нему. — Я… я считаю, что это я довел вас до этого. В копях Момуса не хватит медяков, чтобы получить мне прощение. — Склонив голову, Алленби сел. Дисус обвел взглядом арену, потом сел рядом с Алленби.

Из северного входа выбежал кассир и подал Инспектору манежа листок бумаги.

— Да-амы-ы-ы и господа! Великий Камера хотел бы обратиться к Большой Арене!

Когда кассиры засновали среди делегатов, Дисус повернулся к Алленби:

— Хочешь уйти?

Алленби покачал головой:

— Даже когда дети играют во время пожара, они имеют право на игру. Я останусь.

Когда старший кассир с учеником вынырнули из темноты северного входа, Алленби заметил, что со стороны входа для зрителей появились Хэмфрис с двумя референтами и заняли места в нижнем ряду. Тишину Арены нарушило знакомое «скрип, скрип!», потом смех. Смех звучал по-другому: почти горько.

Маска, появившаяся на свет, по-прежнему представляла лицо мальчишки, но на этот раз грустное. В больших голубых глазах стояли студенистые слезы, уголки рта опущены вниз. Раздались аплодисменты, и на Арене появился Камера в одеянии полуфокусника-полурассказчика и с фальшивыми ногами за спиной. Он поднял руки, требуя тишины.

— Я обращаюсь к вам как Алленби Неприкаянный. Но я не был бы неприкаянным, если бы какой-нибудь город принял меня. — Он протянул руки к трибунам. «Скрип, скрип!» — Неужели ни один город не примет меня?

Посреди смеха отчетливо прозвучало несколько «нет». Камера опустил руки, ссутулился и повесил голову,