Мир в хорошие руки

– Я слышала об аспидах и обещании демиурга, – задумчиво протянула Машура, когда я закончил повествование, – пока у крылатых сидела в заложниках. В основном обрывки случайных разговоров… Полной картины у меня не было. А откуда тебе все известно? – она вскинула на меня подозрительный взгляд.

– Из авторитетного источника, – солидно уронил я.

Ну не рассказывать же в самом деле о контакте третьего рода с мыслящими деревьями? Надо мной уже и так половина Среднего мира ржет. А вторая половина просто меня еще не знает.

– И в чем конкретно тебе нужна помощь? – нахмурила брови Машура.

Я зыркнул направо, налево, но, похоже, все были увлечены стоянием к палатке, поеданием местного варианта хот-догов и распитием соков животного происхождения.

– Понимаешь, – я наклонился к уху девушки, туда, где за ним топорщились нежные отрастающие волоски, – этот аспид, сын исуркховской королевы, ключевое звено. Удерживая его в своей власти, Ноал контролирует «ангелов». Если мы поможем змеекрылу освободиться, исуркхи бросят лжевластителя и перейдут на нашу сторону. Ну, как тебе мой план? – я окинул Машуру горделивым взглядом.

В глазах летчицы появилось выражение, лучше слов говорившее, что план – вовсе не фонтан. Я чуть напрягся.

– Во-первых, – спокойно начала девушка, – я не очень понимаю, откуда у тебя уверенность, что исуркхи поддержат людей, даже в случае нашей удачи. Но допустим. Во-вторых, что меня интересует, так это где искать аспида и когда. Ты, наверное, в курсе, что конвент возобновит работу через двадцать минут? А у тебя, как я понимаю, еще и выборная программа не готова… И потом, если информация достоверна, змеекрыла наверняка охраняют. Скорее всего, Помнящие. Как ты собираешься расправиться с ними? Торбук-то снова у арсты. И, в-третьих, самое главное, – Машура испытующе глянула на меня. – Ты что, сомневаешься в своей победе? Ведь если ты станешь властелином, Ноал будет изгнан, а исуркхи присягнут тебе на верность – с аспидом или без.

Я уткнул глаза в пол. В прозрачном хрустале под нашими ногами закручивались какие-то туманности и мерцали звезды, будто мы были в планетарии. Мои чувства напоминали такой же запутанный клубок, в котором искорки надежды то вспыхивали, то бесследно таяли.

– Маш, – я решил быть с ней честным, – ты сама видела, как на испытании все обернулось. Мой рейтинг и так не был высоким, а теперь и вовсе упал на сотню пунктов. Чтобы мне из этой ямы вылезти, понадобится чудо, ну, например, Ноал признается в своих преступлениях против человечества и не только… Или я рожу ежа с берилловыми иголками… В конце концов, ты сама слышала, что сказала Женетт: я не дракон, я всего лишь бабочка. Так что по всему выходит, нам нужен план Б.

– Ты и твой план Б! – Машура раздраженно топнула ногой. – Если даже ты сам не веришь в собственные силы, как в них могут поверить остальные?!

Я набычился, отмахиваясь от той доли истины, которая была в ее словах:

– Так ты поможешь или нет?

Девчонка вздохнула и несколько мгновений изучала меня потемневшими глазами.

– Ладно, – наконец, сказала она. – Я позову Ла Керта и Динеша, остальных саттардцев лучше в это не посвящать. Мы попробуем оторваться от массы до конца перерыва и обыскать цитадель, пока все заняты вторым туром выборов. Если найдем аспида, будем действовать по обстоятельствам. Вернемся в чертог, как только сможем.

Она развернулась на каблуках и решительно зашагала к раздаточной палатке, откуда уже приветливо махал ей илламедский принц.

– Удачи! – запоздало крикнул я вслед, но Машура не обернулась.

28

Демократия справедлива. Вторую часть марлезонского балета под названием «Выборы демиурга» выпала честь открывать мне. Клинков из камней извлекать уже не требовалось. Надо было всего лишь сразить аудиторию словом, так сказать, повести массы к светлому, хотя и далекому, будущему. Увлечь игрой воображения.

И плевать на то, что у меня с детства страх публичной презентации. Потливость ног и колотье в боку, ведущие к косноязычию, а затем полному торможению речевых центров. В школе меня давно уже перестали вызывать к доске и спрашивали только с места, хотя результат в журнале от этого не менялся. Просто у доски я обычно изображал памятник, ну примерно вот как сейчас: глаза выпучены, шею свела судорога, язык распух, как у висельника, колени подгибаются, а руки не знают, куда себя девать – то нагло лезут в карманы, то почесывают между ног…

– Э-э, мнэ… – начал я свое содержательное выступление. В зале раздалось вежливое покашливание, затем снова воцарилась тишина. Одно счастье – мои спутники не увидят этого позора! Со «сцены» я разглядел, что места Машуры, ее брата и Ла Керта пустовали – только папаша Чиду и остальные саттардцы недоуменно переглядывались в поисках соотечественников.

– Я э-э…

Вот оладь! А ведь успел же заготовить начальную фразу, можно сказать, наизусть выучил, специально чтоб не растеряться. И где она теперь, голубушка? Упорхнула в самый ответственный момент! А кроме этой самой фразы-дезертирши у меня ничего и нет за душой…